Нагрузив сани Кайрака, они быстро управились со вторыми, и Данеш прикинул, что можно вернуться в аул еще до сумерек. Главное было — перебраться через снежную целину и выехать на дорогу, а там уж только держи лошадей.
Данеш вспотел, чувствовал, что измотался вконец. Стоя все еще наверху, на разобранной половине стога, он извлек из кармана стеганых штанов носовой платок, вытер лицо и огляделся. Внизу его покорно ждали совсем седые от изморози кони, Кайрак в последний раз проверял, как уложено сено на его возу. А вокруг громоздились горбатые холмы, точно волны вмиг застывшего океана. А степь и в самом деле, как оледеневший океан, уходила далеко-далеко, и не было ей конца и края. Но временами на ее омертвевшем просторе мелькала жизнь. Вот показалось рыжее пятно на белом — это рыскала лисица, копала снег, пытаясь извлечь на белый свет зазевавшуюся полевую мышь. А там, далеко в стороне, кто-то прокатил по дороге в санях, исчез в ущелье. На самом горизонте четким силуэтом виднелся его родной аул. У каждого дома торчал синеватый отсюда тополь или карагач с будто бы остриженной верхушкой. Над крышами медленно и низко полз густой дым, цеплялся за ветки деревьев.
— Эй, что ты там не видел? — спросил заинтересовавшийся Кайрак.
— Красиво тут! Видать полмира. И наш аул.
— Да ну?
Кайрак взобрался к Данешу. Встал рядом с ним и поцокал языком.
— А отсюда упаси свалиться! Вот уж не думал, что здесь такой обрыв. Упадешь — не остановишься. Так и будешь катиться кубарем.
Данеш заглянул по ту сторону стога и тоже удивился — такой тут вырос овраг.
— А на дне вода. Смотри, мороз, а она хоть бы что, не замерзает, — удивился Данеш.
— Там из земли бьет родник. Летом мы здесь косили, чуть что — и к роднику. Вода такая вкусная, пьешь — не напьешься.
Данеш снял ушанку и начал счищать с нее приставшую сенную труху. Он сделал неловкое движение, и шапка упала к ногам Кайрака.
— Надень. Простынешь. Тоже мне спортсмен, — сказал Кайрак с иронией.
— А что? Я закаленный, не то что ты! Видно, и ночью не расстаешься с шубой, спишь в ней около печи, — ответил Данеш и потянулся за ушанкой.
— Ты закаленный, говоришь? Сейчас посмотрим, — и Кайрак пнул шапку ногой.
Шапка взлетела над стогом и упала под откос и медленно, как бы дразня своего хозяина, покатилась вниз.
— Ой, не могу! Беги догоняй! — захохотал Кайрак; он хлопнул в восторге себя по ляжкам и слез к своим саням, продолжая смеяться.
А Данеш, оцепенев, следил, как шапка будто нехотя переваливалась через край оврага. Он надеялся, что в последний момент она зацепится за какой-нибудь старый корень. На какое-то время крутой обрыв скрыл от него шапку, и тогда Данеш заскользил вниз. Добравшись до обрыва, он заглянул вниз — шапка, точно гонимое ветром перекати-поле, мчалась ко дну оврага. Затем она перевернулась в последний раз, мелькнув старенькой подкладкой, и с плеском упала в родник.
«Этого еще не хватало!» — огорчился Данеш. Он взял вилы и начал спускаться на дно оврага, опираясь на вилы. Сейчас, среди снега, родник казался дегтярно-черным. Будто и не было лета, когда он серебристо вызванивал среди камней. Теперь он был неподвижен, точно под ним таилась мрачная бездна.
Когда Данеш добрался до воды, шапка уже полузатонула, наполнилась водой. Он вылил воду из ушанки, яростно встряхнул, выжал, но шапка набухла точно губка, точно состояла из одной воды. Данеш сгоряча натянул ее на голову и тут же сорвал, потому что и темя и виски тотчас же обхватило ледяным обручем. Он связал тесемки и, повесив шапку на руки и осыпая Кайрака проклятиями, полез из оврага. Вот где сказалась усталость: он задыхался, поджилки его тряслись, и однажды ему подумалось, что так он не выберется из оврага и до конца зимы.
Кайрак уже уехал. Его сани маячили метрах в двухстах от стога. Сам он сидел нахохлившись, даже не повернул головы.
— Ну, подожди у меня, — прошептал Данеш, скрипя зубами.
Он залез на воз и поднял бич, но притомившиеся лошади тронули с места сами, не дожидаясь команды.
Стужа, видно, только и ждала, чтобы он остался без шапки. Теперь-то она взялась за него всерьез, обхватила голову Данеша, больно прижала к своей стылой груди, прищемила нос, задула в уши.
— Уу! — закричал Данеш, поднял бич, хлестнул по воздуху, вкладывая в удар всю злость.
Кони испугались, прибавили прыти, сани запрыгали по снежным ухабам, опасно кренясь. Лицо и уши Данеша залила колющая боль. Он понимал, что нужно остановиться и хорошенько натереть их снегом. Но его торопила жажда мести. Данеш только снял рукавицы и потер лицо и уши ладонью, потому что теперь он думал лишь об одном — как поскорей настичь Кайрака.