Рано утром мы отправились в горы в заросли таволги, нарубили две большие охапки веток с только что распустившимися листочками и, после того как Назира перевязала охапки веревкой, скатили их к подножию склона. Потом сбежали сами вниз, подобрали вязанки и только навьючили на себя, как из-за пригорка, со стороны аула, появился Токтар.
Он шел, улыбаясь еще издалека, словно человек, спешащий за суюнши — подарком, который получает тот, кто первым приносит хорошую весть.
— А я вас везде ищу. Потом вижу, летят сверху дрова, а потом и вы спускаетесь следом! — сообщил он, приближаясь.
— Токтар-ау, зачем ты пришел? Ведь мы же договорились, — сказала сестра с упреком.
Ну да, и я, как всегда, присутствовал при их договоре. Они условились днем не подходить друг к другу и даже при возможности не появляться в одном и том же месте, чтобы не было повода у сплетниц чесать свои длинные языки.
А произошло это после того, как наша мать остановила Токтара на улице и сказала ему:
— Токтар, дорогой, не подумай, будто я считаю тебя недостойным моей Назиры. Лучшего бы я ей не желала жениха. Разве что ханского сына, — пошутила она со слабой улыбкой. — Но сейчас война, и тебе еще предстоит исполнить свой мужской долг. Вот вернешься с войны — и хоть в тот же день приходи за Назирой, я дам вам свое согласие. А пока не кружи девушке голову! Не опозорь ее!
Токтар, по его словам, растерялся, забормотал:
— Что вы говорите, тетя? Что говорите?.. Я не такой… Я не такой…
Но мать и слушать не стала…
С тех пор они так и делали — избегали друг друга. Ну, а если и сводил их случай, перекинутся словом, да так быстро, что сплетницы и глазом не успевали моргнуть, и расходятся как ни в чем не бывало каждый своей дорогой. И вдруг Токтар подошел к ней посреди бела дня…
— Да, Токтар, что же ты? Мама узнает, — я поддержал сестру.
— Назираш, меня призывают, завтра еду в район, — сказал Токтар, радостно улыбаясь.
— На фронт? — спросила сестра, видно надеясь, что Токтар ответит отрицательно, точно парня, получившего повестку, могут послать куда-то еще.
— На фронт! — подтвердил Токтар, ликуя. — Из нашего аула призвали четверых. И меня в том числе! Сейчас у нас такое! Собралась вся родня! Еле ускользнул, чтобы сказать тебе.
— Токтар-ау, Токтар-ау, но ведь ты еще слишком молод, чтобы идти на фронт. Что же ты делаешь? — в ужасе прошептала сестра Назира.
Она отвернулась, села на вязанку к нам спиной и жалобно повторила:
— Что же ты делаешь? Ведь еще твой возраст не подошел.
— Я же их обманул. Военкомат не знает.
Токтар нам улыбался, сиял, совершенно не замечая, что творится с сестрой Назирой. Признаться, я тоже ее не понимал. Что же плохого в том, что джигит идет воевать с фашистами? И завидовал Токтару.
По-прежнему сидя к нам спиной, сестра Назира сняла косынку, провела ею по глазам.
— Ну, ладно. Вечером приходи на наше место. Мы с Канатом будем ждать, — сказала она, поднимаясь.
Сестра хотела взвалить вязанку на спину, но Токтар не позволил, поднял и ее, и мои дрова на свои широкие плечи и донес до аула.
— Отсюда уже недалеко, дотащим сами, — сказала сестра Назира, остановившись в начале улицы.
Токтар опустил вязанки на землю. Он и сестра постояли, не сводя друг с друга глаз. С его губ так и не сходила широкая, счастливая улыбка. А глаза сестры Назиры то и дело наполнялись слезами. Она провела ладонью по его лицу, взяла за руку.
— Вечером приходи. Мы тебя ждем, — напомнила она.
Вечером, когда меня послали на луг за нашими козами, я двух отогнал в сарай, а третью, белую, с прямыми рогами, привязал в кустах, на окраине аула. И, войдя в дом, сказал маме с самым невинным видом:
— А белая коза куда-то ушла. Один я искать боюсь. Там скоро будет темно.
— Пусть с тобой пойдет Назира, — распорядилась мать, ничего не подозревая.
Мы только этого и ждали, выскочили на улицу и побежали на место встречи, на холм, к одинокой яблоне. Я очень гордился своей хитростью, мне не терпелось поскорее рассказать Токтару, как я ловко провел свою мать. Сестра Назира и та отвлеклась от печальных мыслей, посмеялась вместе со мной.
Токтар еще не пришел. Я уселся на сухую прошлогоднюю траву, прислонившись спиной к стволу одинокой яблони, а сестра Назира занервничала, принялась ходить передо мной словно маятник.
— Канат-ай, когда он придет, отойди, пожалуйста, к забору, подожди меня там, — попросила сестра.