— Там темно. Мне одному страшно.
Честно говоря, мне хотелось послушать, что скажет на прощание Токтар сестре Назире.
— Не бойся, там никого нет. И вот возьми для храбрости это, — она нагнулась и протянула мне сук.
Я взял его и вспомнил, как здесь Бубитай гонялась с палкой за племянницей Тоштан. Может, именно с этой палкой.
— Ладно. Только не задерживайся, — сказал я, вздохнув.
— Я недолго.
Мы ждали Токтара, однако он почему-то не шел. Сумерки сгустились, стало темно, аул затих, готовясь ко сну. И вдруг на пороге своего дома снова затянула песню свихнувшаяся Бубитай. Я от неожиданности выронил палку.
Но Бубитай пожаловалась на свое горе и умолкла. А Токтар все еще не появлялся.
— Почему его нет? Он должен, должен прийти, — еще сильнее разволновалась сестра Назира.
Ну а мне-то откуда знать? Я и сам удивлялся. Так это было не похоже на Токтара. Обычно он приходил раньше нас, ждал по целому часу, а может, и того больше.
Наконец в темноте зазвучали шаги. Кто-то быстро шел в нашу сторону.
— Мы здесь! Мы здесь! — закричал я, не удержавшись.
— Я так и поняла, что вы у дерева. Пусть бог покарает вас! — раздался гневный голос матери. — Коза кричит под дверью дома, а вы оба как сквозь землю провалились. Можно подумать, что с вами случилась беда. А вы вот где! Ну-ка, сейчас же домой! — приказала мать, вырастая перед нами.
Мы виновато побежали впереди, как два проказливых жеребенка, пойманных среди посевов, а мама молча шагала следом, но и в молчании ее чувствовалась незатихающая гроза. Потом мне показалось, будто за нами идет еще один человек. Этот четвертый будто бы обогнал нас стороной. Когда мы подошли к порогу, за угол нашего дома и вправду бесшумно метнулась темная тень. Я и сестра узнали Токтара. Назира схватила мою руку, лихорадочно сжала ее. Она взывала о помощи, считала меня единственным, кто может ей помочь.
— Мама, я сейчас приду. У сарая бродит чужая собака. Я прогоню и приду, — сказал я, польщенный этой верой, и отступил в темноту. Все же брат, как ни будь он мал, всегда останется покровителем своей сестры. И я великодушно продолжал покровительствовать Назире.
Моя личность в этот момент меньше всего интересовала маму. На этот раз все ее внимание сосредоточилось на моей сестре. Она вошла в дом следом за сестрой Назирой и захлопнула за собой дверь.
Как я и думал, ко мне тотчас бросился Токтар. Он тяжело дышал, словно за ним гнались все аульные собаки, и тоже схватил меня за руку.
— Так и оторвать можно! Мы, между прочим, тебя ждали. Очень долго, — сурово сказал я. — А потом пришла мама и прогнала.
— Прости! — сказал он, отпуская руку. — Я видел, все видел. Канат-ай, я не смог раньше уйти. Мать плачет, отец тоже. Она на одном плече, он на другом. Не шелохнуться. Только теперь успокоились немного, да и то… Слушай, друг, позови Назиру. Пусть выйдет хоть на минуту.
— Поздно, мать уже ни за что не отпустит. Даже у меня ничего не получится, Токтар, — признался я со вздохом.
— Ну как-нибудь, ну, попробуй… Ты ведь у нас голова!
— Ладно, попробую, но не обещаю.
Я ушел в дом и, когда мать отвернулась, показал старшей сестре глазами на дверь: ступай, мол, на улицу, он там.
Но какой бы повод ни придумывала Назира, мать отвечала: сиди, сделаешь завтра, не горит.
Когда же сестра Назира направилась без спроса к дверям, мать вконец рассердилась, закричала:
— Не смей выходить! Только хоть шагни за порог!
— Ну что ты за ней ходишь, следишь? Назира взрослая девушка, — не выдержала, вмешалась бабушка, жалея старшую внучку.
Ну, тут и бабушке влетело заодно с Назирой.
— А вы-то, свекровь, зачем? — сказала ей мать с упреком. — Хватит того, что я стала вдовой, выплакала все глаза. А еще хуже быть не замужней вдовой. Как Гульсара, дочь Жакыпа. Погиб ее жених, и теперь не поймешь, кто она — девушка или вдова.
— Да, да, бедная Гульсара! Как она плакала, — подтвердила бабушка, вздыхая.
И еще долго после того, как все легли и потушили свет, взрослые не могли заснуть, ворочались в постели, вздыхали, ахали-охали. Бодрствовали и мы с Назирой на нашей кровати. Рядом со мной сладко сопели младшие братья и сестренка, а я смотрел в темноту, и сна не было ни в одном глазу.
Комната, ее очертания растворились в бездонной черноте, и только там, где была стена, чуть-чуть светлело окно, словно висело без всякой опоры. И вдруг в этом светлом прямоугольнике мелькнул красный огонек папиросы. Затем он проплыл в обратную сторону.
Я потянулся над спящими малышами и шепотом сообщил сестре Назире о своем наблюдении.