А на самом деле всё просто: въехал в город — сдай свою бывшую душу и получи новую. Как новобранец в армии. Новая душа будет сыроватая и не очень новая, но другой здесь не носят. Даже классику русской литературы укропетербуржцу Гоголю пришлось это сделать. Кто не верит, может прочитать подряд, например, произведения «Сорочинская ярмарка» и «Невский проспект». Почувствуйте разницу, как говорили в прошлом веке.
Зато при выезде из города Петербурга (а те, кто сдал душу, уезжают из Петербурга только в Москву или за границу) вам всё отдадут обратно в целости и сохранности. И вот уже, одурев от счастья, вы, нарядившись в дорогие непрактичные одежды, скачете по мегагипермаркетам и педерастическим культпросветмероприятиям и лишь иногда, проснувшись ночью, недоумеваете: и зачем же это я потерял столько бездарных лет в том подводном городе? Каким я был идиотом!
Ну и хуй с вами, до свидания.
А с настоящим Бармалеем было совсем не так — всё наврал тараканий царь Корней Иваныч.
В настоящей, а не той, в которой мы живём, жизни Бармалей был коренным петербуржцем (именно в честь его дедушки-домовладельца названа Бармалеева улица на Петроградской стороне). В конце гражданской войны он уплыл на одном пароходе с генералами Хлудовым и Чарно-той из Крыма в Турцию и там некоторое время скитался и голодал. Потом его занесло в Африку, где он начал разбойничать и по нужде людоедствовать, но всё равно страшно тосковал по родному городу.
Когда его там случайно встретила экспедиция из Ленинградского института этнографии, он не стал её грабить, а упал на землю и зарыдал: «Заберите, заберите меня домой! О, я буду, я буду добрей! Пусть в Кресты, пусть в психбольницу имени Скворцова-Степанова! О, поребрик! О, кура и греча!» Над ним сжалились, хотя в те времена это было не так просто.
В Ленинграде он быстро спился от счастья и положил начало династии бомжей (если присмотреться внимательно, все петербургские бомжи очень похожи между собой — это потому, что они все родственники) и вскоре умер.
Он был настоящий петербуржец. Царствие ему небесное.
Антураж
Даже удивительно, до какой степени важен антураж.
Вот, к примеру, наколки. Вы знаете, как делается наколка? Наколка делается при помощи шариковой ручки, хозяйственного мыла, швейной иглы и плакатной гуаши, разведённой на моче пациента. Если процедура прошла удачно, опухоль проходит через неделю, если неудачно — то не проходит. Рассказывали, что одному человеку в несколько заходов выкалывали на туловище тельняшку, и оставалось полосок пять-шесть, но тут-то пациент и помер.
А теперь то же самое, но в стерильном помещении: приятная готическая музычка, расписанный до самых ушей доктор (а какая красота у него там под халатом!), альбом с образцами, фотографии героических мужчин и волшебных дам с драконами на самых соблазнительных местах, блестящие инструменты — всё вместе называется «салон тату».
Наколки носят уголовники и воры. Если по несчастному стечению обстоятельств вы попадёте в одно купе с человеком в наколках, вы всю ночь будете сидеть на своей полке, прижимая к груди чемодан, пока бандит будет громко храпеть и кашлять (туберкулёз наверняка — в тюрьме заработал).
Человек же в тату вызывает безусловное уважение — сразу видно, что порядочный человек, и вы преспокойно заснёте.
Хотя, может быть, наутро о том и пожалеете, но зато хоть выспались.
Ну, или взять, извините за выражение, лапту. Никто даже толком не знает, что это такое. Что-то из старых фильмов: шпана, Марьина роща, рваные штаны, выбитые зубы, болельщик — безногий инвалид.
А если на стадионе? Да сто тысяч зрителей, да школьницы в коротких юбчонках синхронно делают шпагат. И выходят гладиаторы в шлемах и латах, и трибуны ревут от счастья. Кто у нас на первой базе? Подавай! И вот летит за мячиком сам лично форрест Гамп, да что там — просто Том Хэнкс — честный и добрый парень. Бейсбол — что может быть благороднее бейсбола? Разве что боулинг (без антуража называется «кегли» — пластмассовые такие штуки для старшей группы детсада).
Да ладно, что там говорить о высоком.
Купим в магазине булочку за пять рублей. Разрежем её вдоль, сунем внутрь котлету, польём майонезом или кетчупом. Что у нас получилось? Получилась булочка с котлетой. А мы хотели гамбургер. Или даже чизбургер. Но не получается, хоть тресни — без клоуна, свободной кассы, девушки в кепке, менеджера зала получается всего лишь булочка с котлетой и ничего более.
Без необходимого антуража лепёшка из липкого риса с сырой рыбой никогда не превратится в суши, кактусовый самогон так и останется кактусовым самогоном для нужд мексиканских крестьян, а прокисший виноградный сок никогда не назовут красивым словом «божоле».
Поэтому антураж. Это важно.
Да вот хоть «баба». На что годится «баба»? Да ни на что не годится, её судьба — ходить с подойником и стаскивать кирзовые сапоги с пьяного мужа.
А вот если ту же самую «бабу» обдать кипятком, хорошо ощипать, отскоблить, вымочить, обесцветить и обезжирить, а потом добавить к ней искусственные ароматизаторы, красители, украсить её камушками, колечками, изящно упаковать, поместить в интерьер и правильно осветить — вот вам уже и не «баба» вовсе, а общечеловеческое сокровище стоимостью в миллионы долларов.
Не говоря уж о том, какая в ней после этого открывается бездна ума, вкуса, таланта, независимости, прогрессивных убеждений и вообще всего того, чему нам, кривым и волосатым уродам, остаётся только тихо завидовать.
Третьяк без маски
А я ведь однажды плакал от просмотра спортивного репортажа.
Было это году в семьдесят четвёртом, кажется. Ночью, часа в два, показывали решающий матч наших с чехами, в котором и должен был определиться, то есть подтвердиться, вечный и неизменный Чемпион Мира, то есть сборная СССР по хоккею.
Я очень любил тогда хоккей. У меня даже был особый альбом, в который я наклеивал фотографии, вырезанные из газеты «футбол-хоккей» (была такая специальная газета), журнала «физкультура и спорт», и выписывал даже по почте абсолютно чудовищный и бессмысленный глянцевый журнал «СКДА» (Спортивные клубы дружественных армий) в надежде найти там самый главный артефакт того времени, который назывался «Третьяк Без Маски». Третьяка в маске было очень много, а вот без маски — никто не знал, как он на самом деле выглядит. Есть ли у него усы, например? У рижского хоккеиста Балдериса они были.
Ну так вот. Я включил телевизор на самую маленькую громкость, какую только можно установить (матушке утром на работу) и стал смотреть. Первые полтора периода прошли как обычно у наших с чехами, то есть очень скучно. Кто-то куда-то поехал, но никуда так и не доехал, потому что вне игры или там проброс.
А потом началось Страшное. Нашим забили гол. Потом ещё два. И ещё один. В голосе комментатора Озерова появилась тревога. «Наши чешские друзья… — сказал он с некоторым укором, — повели со счётом четыреноль». Ладно бы это были канадские профессионалы (которых мы, кстати, разгромили буквально накануне), американцы, немцы, в конце концов. Но друзья! Да какие они в жопу после этого друзья! (подумал я тогда и был не так уж сильно не прав).
И тут выкатывается какой-то Холик (их там у чехов было штук пять Холиков и Голиков, и на воротах ещё стоял Холичек) берёт и забивает Третьяку пятый и позорный очень гол: от конька, что ли, отскочило. Третьяку! Тому самому Третьяку, которому сам профессионал фил Эспозито, вышедши один на один, не сумел забить, а тут забивает позорный какой-то Иржи Холик позорный гол!