Микола помалкивал и только улыбался, когда Гусь начал рассказывать ему, будто старому знакомому:
— Ух, у вас и семейство дружное! Мы там так, для смеху, сказали, что маленького вашего, Василя, хочем взять, а ваши девки как кинутся! Вот Братца Кролика нашего чуть до смерти не закатали! Покажь, Кролик, как они тебя извалтузили… Волос из него натаскали — весь берег обсыпан, хватит две веревки сплести от змей!..
— Чего врешь! — возмутился Братец Кролик. — До волос даже не дотрагивались!.. Чем врать, лучше штаны свои покажи!
— То — собаки! — спокойно сказал Гусь, оторвав до конца лоскут и кинув его в озерко. — Собаки — дело особое! Они любого могут укусить. Будь ты хоть кто! Хорошо, я догадался старые штаны надеть — предвидел это…
Микола все улыбался, потом сказал, вставая:
— Ну, я побиг! Бо у вас и без того народу…
— А куда? — спросил Гусь.
— Стадо тама…
Он пошел, потом вернулся:
— Траву подергайте, шоб бредень посверх не волочився…
Братец Кролик подошел к краю озерка и начал вглядываться в воду.
— А пиявок там нет?
— Хто ее знаеть… Може, и есть… — ответил Микола. — А чи вы пиявок забоялись?
— Ничего не забоялись, даже любим! — ответил Глеб. — Эти пиявки — что! Так, мелочь… Вот в Африке — пиявки! Они могут у человека в два счета кровь всю высосать… С полметра длины!
— Ну эти невеликие… С палец! — успокоил его Микола. — Посыпать ее солью, она и видчепится!..
— С палец! — поразился Братец Кролик. — С палец тоже ничего… Надо сольцы побольше захватить…
— Я пошел за солью! — объявил Гусь. — И дяде Пете скажу, чтоб он место сменил. Вот Микола нам покажет хорошее место, покажешь, Микол? Я вижу, ты парень свой! Я с хохлами раз в больнице лежал, мы там все двери переломали — грецкие орехи раздавливали!.. Они же большие, в рот не пролазят… что делать?
И Гусь с Миколой ушли.
Хоть местные пиявки по сравнению с африканскими никуда не годились, однако никто не спешил первым залезать в озерко.
В своей родной мелководной Гусиновке Мишаня и Братец Кролик пиявок ни капельки не боялись, а тут, в чужом далеком месте, неизвестно, какие они водятся, — может, совсем особенные…
— Выходит, Синицы тебя в плен не забирали? — расспрашивал Братец Кролик Глеба. — А как они тут очутились?..
— Я копаю, а лесник с этим Миколой подходят и говорят: зачем копаешь? Я сказал. Они говорят: не потечет по твоей канаве вода, нужно в несколько раз глубже копать…
— Ага! — оживился Братец Кролик. — А я про что говорил!..
— Потом захотели бредень нам дать, бреднем быстрей… Мы и пошли!
— А этот Синичонок ничего не говорил — не собирались они на нас нападение делать?..
— Зачем им нужно? — удивился Глеб. — У них и так дел хватает!
— Зря… — покачал головой неугомонный Братец Кролик. — Выходит, я такую хорошую сигнализацию напрасно делал…
Глеб начал раздеваться:
— Надо все-таки лезть… Хоть и боюсь я этих пиявок, не люблю…
— Хорошо еще, что тут не водится крокодилов… — сказал Братец Кролик.
Глеб, увязая в иле по колено, ступнул раз, другой… Из-под ног у него выскакивали пузыри, лопались и пахли тухлыми яйцами…
Он оглянулся и сказал дрожащим голосом:
— А тут ничего… Ил прохладный такой, мягкий…
Схватил один куст за макушку, легко выдернул, выкинул на берег и уже зашагал по мелководному озерку смело, как журавль.
За ним полез в воду и Мишаня.
Ноги приятно погружались в ил, во все стороны разбегались какие-то козявки и, конечно, пиявки могли впиться, но раз они не впивались, то о них скоро забыли, а траву весело было дергать: она совсем слабо держалась в илистом дне и вылезала сама.
Потом осмелился и осторожно залез в озерко и Братец Кролик.
Когда уже почти всю траву повыдергали и повыкидывали на берег, явился Гусь, неся на плечах Колюньку.
— Помощника принес! Пускай приучается! Дядь Петю перевели на другое место — к плотве! А у меня что-то пропало настроение ловить… У меня какой характер? Не люблю, когда рыба не ловится, и хоть ты что!..
— Соль не забыл? — спросил его Братец Кролик. Гусь показал узелок с солью:
— Вот она!..
— Это хорошо!..
Колюнька сразу включился в работу, бесстрашно лазая по озерку, схватывал стебли болиголова и оттаскивал их подальше на берег, чтобы не мешались.
Первый заброд делали Мишаня с Глебом. Остальные пугали сазанчиков с боков, чтобы лезли в бредень: лупили по воде палками так, что брызги летели до самых деревьев!
Колюнька с ведром дожидался в том месте, куда намечено было сделать выброд.
Выбродили на берег, вода схлынула, и чего только в бредне не оказалось: разные улитки, козявки, прыгучие и ползучие, и крошечные лягушата, и громадные головастики. Среди всего этого сверкали, как медные, и трепыхались сазанчики.
Глеб выбирал их из тины и пускал в ведро с водой, считая:
— Раз, два, три…
За первый заход выловили больше двадцати штук!
— Какие симпатичные! — умилялся Глеб.
Гусь повертел в руках одного сазанчика и сказал:
— На вид — подходящие… Интересно бы узнать, какие они по вкусу…
Глеб поднял голову, пристально на него посмотрел, начал надуваться, краснеть и закричал срывающимся голосом:
— Знаю, о чем ты думаешь! Но только это не выйдет, лучше и не жди! Затем мы тут в тине мучаемся, трудимся — для съедения, да?
— Чего орешь… — смутился Гусь, кладя сазанчика в ведро. — Ни об каком съедении и разговора не шло… По-твоему, я живоглот какой?.. Я, брат, голодовать привычный! Как позапрошлый год я из пионерлагеря убег, сколько время меня дома не кормили, чтоб обратно вертался, а я обошелся, ничего… Что за важность!..
Все торжественно отправились к реке и начали вы пускать сазанчиков в чистую воду. Для этого выбрали отмель, чтобы видеть, как они поведут себя, очутившись на воле.
Первого доверили выпустить Колюньке. Он взял его в кулак, опустил в воду и разжал пальцы. Сазанчик выскользнул из руки, остановился, чуть шевеля хвостиком, постоял и юркнул в глубину.
Когда выпустили всех, Колюнька начал торопить:
— Идите скорей, ловите еще! А то они потеряют друг друга, не найдутся в реке! Они привыкли всегда вместе!
После того как взмутили ил на дне озерка, сазанчиков стало попадаться так много, что Колюнька уже еле поспевал таскать ведро к реке, и не по одному их выпускал, а выплескивал в речку прямо с водой.
Пиявки не показывались, но кто-то всех по разу укусил, больнее, чем оса!
Постепенно сазанчиков стало меньше: когда один, когда два, а то и вовсе ни одного.
Микола, прибежавший проверить, как идут дела, сказал, что завтра ил осядет и будет видно, осталась ли еще рыба в озере, а пока нужно промыть бредень в реке и раскинуть на траве, чтоб сох.
Ловцы так и сделали, заодно сами искупались, сели на берегу и стали разговаривать.
Чтобы окончательно заключить мир с Синицами, Братец Кролик сказал Миколе:
— Ты не обижайся, что я обозвал тебя синицей, которая ворует пшеницу… Это из стихотворения, а сочинил его не я… Если б я, тогда ты, конечно, мог бы обижаться…
Микола сказал, что не обижается.
— И про зверей, что мы хотим их всех поесть, я тоже пошутил. Да тут и зверей-то никаких нет!..
— Хиба ж так? — обиделся Микола. — Богато звиря! И лоси, и олени, и еноты — усякого звиря богато!
— А где они? Почему мы их не видали?
— А на шо им собя казаты? Они ховаются, шоб им от вас якой шкоды ни було!
— А рыбы тут мало! — не унимался Братец Кролик.
— И рыбы богато!