Еще раз пробежав глазами разворот, Дикен ткнул пальцем куда-то в угол газеты:
— Вот. То, что нам надо! Слушай: «Убедительная просьба, нашедшим кожаную сумку с нотами в районе городской лечебницы, вернуть за вознаграждение», адрес указан, — Дикен удивленно поднял брови, пробежал еще раз объявление глазами и возмущенно продолжил, — как только появляется какая-нибудь глупая скучная работа, появляются и новые интересные занятия!
— Идем к лечебнице прямо сейчас. Возможно, что эту сумку уже нашли, но попробовать стоит…
— Правильно. А по пути попробуем распродать эти кипы газет.
Быстрым шагом они направились в сторону городской лечебницы. Она располагалась в северной части города и, если пройти мимо нее еще чуть дальше, можно было выйти прямо к морю. Также туда вела и узенькая, но длинная дорога прямо от издательства, а выход с парка приводил прямо к зданию больницы.
По пути они успевали обсудить применение метода «паутины» на деле и одновременно впихивать свежие газеты в руки едва проснувшихся прохожих. Первым делом, было решено обыскать всю территорию лечебницы, а также прилегающие скверы и самые невзрачные места. Только так можно было понацеплять на «паутину» мух. В конце концов если сумку нашли, ее могли просто вытряхнуть где-то за углом, в поисках чего-нибудь стоящего, и выкинуть.
— А что, если мы так и не найдем никаких следов сумки? — Эйприл уныло пересчитывала свою стопку газет. — Вдруг ее нашли и забрали со всеми нотами и прочим! А еще хуже, если ее нашли и отдали хозяину.
— Ну, если учесть, что объявление было подано вчера вечером, а сейчас раннее утро, то это вряд ли. Если ничего не найдем снаружи, пойдем внутрь!
— Думаешь, она будет стоять на полке, возле одной из дверей, и ждать нас? — Эйприл начинала сомневаться в успехе. — Дикен?
— Чего Дикен?! — возмутился он. — Чего Дикен? Эта сумка существует, где бы она ни была, как и чертовы ноты в этой самой сумке! А если что-то существует, значит это возможно найти… Каждый раз так будем сомневаться — ничего и никогда у нас не получится! Еще раз, Эйп, сумка есть, только нам неизвестно где именно. Но мы найдем ее.
На другой стороне дороги, за высоким забором, виднелось высокое здание, желто-серого цвета. По одну сторону от него толпились кареты скорой помощи, по другую, прямо возле входа — люди, которым было на что жаловаться. Территория лечебницы была довольно умиляющей. В большей степени благодаря ухоженному фасаду и каменному забору, обрамляющему всю лечебную окрестность. За этим зданием располагались еще два, поменьше. Одно из них служило приемным покоем, а о назначении другого не знал никто, хотя многие его очень боялись. Людей там практически не было, если не считать редких захожих врачей в белых халатах, которые перебегали из одного здания в другое, с папками и пакетами в руках. В семействе Дорфов болезни были уникальным явлением, поэтому в больницах Дикен бывал редко и не знал, как тут все утроено. Эйприл тоже не жаловалась на здоровье, но здешние места знала, так как раньше часто посещала врачей вместе с братом.
Они разбрелись по территории и внимательно исследовали каждый ее уголок. Попадаясь на глаза удивленной толпы людей, они ловили вопрошающие взгляды, и тут же скрывались за углом. Как-то к ним даже подошел один из извозчиков кареты скорой помощи. Затушив изжеванную папиросу прямо на аккуратной клумбе, отчего Дикен осуждающе оглядел его с головы до ног, он поинтересовался, не потеряли ли они чего. Но ответ был отрицательный. Не отрывая смущенного взгляда от лица Дикена, извозчик поднял окурок, и, положив в карман жилета, направился прочь. Друзья переглянулись, подавив смешок.
Покинув окрестности главного здания, они направились к тому, которое стояло поодаль от всех остальных, неухоженное и мрачное.
— Забавно мы его, пусть знает! — все смеялся Дикен, после чего снова посерьезнел и огорченно протянул. — Э-э-эх, а сумки-то так и нет. Смотри, Эйп, ты знаешь, что это за здание?
— Там? Сама точно не знаю, но Генри рассказывал страшные вещи, — проговорила она, зная, как сильно заинтересует этим друга. — Слышала, здесь сжигают…
— Людей?!
— Нет, — улыбнулась она, — части… Ну, части тела. Оторванные, отрезанные и так далее, — спокойно продолжала Эйприл, глядя на побелевшего друга. — Вот видишь те большие трубы на крыше? Когда оттуда валит черный дым…
— Я понял.
— Значит…
— Я же сказал, я понял! — отрезал он, пытаясь разогнать мрачные мысли. — Нам надо продолжать поиски. Думаю, что здесь вряд ли мог быть тот человек с сумкой, ведь это не общественное здание…
— Ну, отчасти общественное, — продолжала издеваться Эйприл.
— Эйп, хватит! — рявкнул он. — Сейчас сделаем один круг, если ничего не найдем, пойдем к третьему зданию.
Как только они свернули за угол, в самой дальней стороне этой большой «печи», укрытой от всевозможных глаз тенью высокого забора, проходящего по краю территории лечебницы, Эйприл внезапно остановилась. Ее внимание приковало большое дерево, стоящее впереди. Приоткрыв от ужаса рот, она легонько толкнула локтем друга. Дикен уставился туда же, куда и она. После всех этих историй про сжигания и черный дым, его лицо приняло и вовсе белый цвет. Прямо перед ними, невысоко на стволе дерева, за крылья и хвост был распят голубь. Свернутая шейка небрежно опущена, а массивный зоб подавался вперед.
Первой нарушила молчание Эйприл:
— Да, везет нам на птиц. Вначале ворона, теперь этот голубь…
— Эйп, идем отсюда, — Дикен взял ее за руку и повел скорее прочь. — Не понимаю, зачем кому-то нужно было это делать? Они завидуют, что голубь может летать, а они нет? Это же мерзко! Каким нужно быть чудовищем… Это всего лишь голубь… Безобидный голубь, — возмущался он, позабыв про сумку. — Самое ужасное — сообщишь в полицию, им дела не будет до этой несчастной птицы. И они будут сидеть там, в своих кабинетах за стеклянными дверями до тех пор, пока так же не прибьют к дереву одного из них! Я хочу исправить этот мир, Эйприл… Или загубить до конца, чтобы родился новый, чистый. И я могу это сделать.
— Я знаю, Дикен, я верю, — настороженно проговорила Эйприл. В эту минуту он ее пугал.
— Я могу, — продолжал он, — я Величайший Человек нашей эпохи… Я могу. И мы можем! Да, мы можем! Мы с тобой все можем. И сделаем, когда придет время! Я и ты.
— Конечно, сделаем! Дикен, все в порядке? Мы с тобой и не такое можем… Слышишь? Дикен, посмотри на меня, — она остановила друга и постаралась заглянуть ему прямо в затуманенные глаза. — Забудь про голубя! Сейчас мы найдем сумку, вернем хозяину, а затем пойдем искать другую вещь. А вечером заберемся на чердак… В наш собственный мир, о котором никто не знает. И его нам не нужно спасать, наш мир вечный!
— Верно. Все будет так, как мы захотим… Просто нужно бороться со всем этим! Но невозможно же бороться вечно. Рано или поздно все возвращается, и мы должны придумать, как удержать это. И придумаем, я уверен, придумаем. Нам нельзя меняться, Эйп, нельзя, иначе мы уже не сможем изменить мир.
— Конечно, не меняемся, никогда!
— И не взрослеем, а то станем такими же, как они, — чуть не плача говорил он, словно пытаясь донести словами то, чего не мог.
— Никогда не взрослеем! — вновь подтвердила Эйприл.
— Да. Только так мы сможем все. И у нас получится, не сомневаюсь! — Дикен вновь поднял голову, а глаза приняли прежний живой блеск. — А сейчас, Эйп, мы должны найти эту дурацкую сумку.
Они побежали к зданию приемного покоя. Туда поступали все «временно больные» пока их не переводили на длительный курс лечения в больницу или на домашнее содержание, под присмотром лечащего врача.
Очередной обыск всех темных углов и закоулков не дал ровным счетом никаких результатов. В головы сыщиков закралось едва уловимое отчаяние, и они решили посетить саму лечебницу. Как только за ними закрылась массивная белая дверь, весь летний шум сменился гулким эхом шагов в длинных полупустых помещениях. Тишину нарушал лишь детский плач. Прямо у входа, с маленьким ребенком на руках хлопотала сиделка, как положено: в переднике и белом чепчике, который неугомонное дитя так старалось стащить с нее.