Ох, вот это планы у меня. Но иногда я так устаю быть мной и все равно рада, что все это записала. Теперь я хочу отдохнуть.
Конечно, рано или поздно ей все равно бы пришлось платить по счетам прошлого, но то, что в итоге произошло, было подобно грому среди ясного неба. Минули дни, прежде чем Корделия Уайлд поняла, насколько странным выглядело то обстоятельство, что перед тем, как раздался телефонный звонок, она снова исполняла «Мессию»[8]-ораторию, которую пела в день смерти отца: она всегда напоминала о нем. Отец любил это произведение так же, как и она, и еще долгое время ее сердце сжималось болью, когда до ушей доносились нежные, робкие вступительные аккорды первой арии. «Утешайте, утешайте народ Мой»[9].
Завершающие аккорды мелодии растаяли, двери церкви распахнулись, позволив легкому ветерку загородной летней ночи нарушить церковный покой, и последний прихожанин, хромой, страдающий артритом старик, прошаркал со своего места к выходу, где все еще толпились пожилые люди, одетые в тонкий хлопок, тусклый лен и мятые блузки с цветочным принтом-типичный летний дресс-код среднего класса в Англии. Когда хористы ретировались в сторону придела, чтобы переодеться и почесать языками, Корделия принялась теребить клейкую ленту на рваной партитуре, игнорируя многозначительные взгляды, оттягивая момент, когда ей придется вернуться в ризницу, снять с себя концертную одежду и снова стать собой. Она не хотела уходить, не хотела бродить по тихим улочкам, залитым светом огромной августовской луны-серебристо-золотого шара в чернильно-синем небе, – не хотела чувствовать в воздухе аромат уходящего лета. Она искренне ненавидела это время года.
Подошел дирижер, субтильный молодой человек по имени Уильям. Корд подняла голову и улыбнулась ему, указав на ноты и клейкую ленту.
Он мгновение наблюдал за ней, а потом сказал неловко:
– Спа… спасибо, Корделия.
Жалость или смущение скользнули в его словах. Она знала, что он нервничает, так как отныне прекрасно понимает, почему именно ему так легко удалось затащить некогда знаменитую Корделию Уайлд на концерт своего небольшого провинциального хора. Все это не было новостью для нее: в последнее время так заканчивались все концерты.
– Это… Это был прекрасный вечер.
Корд оторвала последний кусочек скотча от корешка партитуры.
– Большое спасибо и вам, Уильям. Ну ведь это «Мессия», не так ли? Что может пойти не так с «Мессией»?
– Хм. Точно.
– Мой отец раньше притворялся трубой, – неожиданно добавила она. – Ну, знаете, из «Ибо вострубит»[10]. Я пела, а он был трубой, понимаете? – Она принялась изображать игру на трубе, а дирижер безучастно смотрел на ее манипуляции.
Каждое Рождество они с отцом проводили вместе, сидя на диване в гостиной Ривер-Уок, их дома в Туикенеме[11], где блики от Темзы играли на желтых стенах. Потрескивание огня, влажный, сладкий запах каштанов. Из папы получалась отличная труба. Он вообще много чего умел делать отлично: чинить воздушного змея, заклеивать пластырем разбитое колено, взбегать по стене и переворачиваться… «ЛИКУЙ, АНЖЕР!..»[12].
Мысли снова ускользали от нее-в последнее время это происходило все чаще.
Уильям вежливо улыбнулся.
– Некоторые члены хора-любители оперы и помнят вашу графиню в «Женитьбе Фигаро»[13]. Ваше присутствие здесь-настоящая честь для нас.
– Это очень мило, – ответила она вежливо.
– Я бы так хотел это увидеть… – Он сделал паузу. – Впрочем, все было так давно, и люди, наверное, уже ужасно надоели вам своими расспросами… – Тут он резко оборвал себя, а его глаза за очками выпучились. – Простите, я имею в виду…
Корд засмеялась.
– Ты имеешь в виду, я стара и вышла в тираж, а твои хористы помнят меня еще до того, как мой голос испортился.
Уильям пришел в абсолютный ужас.
– Нет, нет, Кор… Корделия. – Он запинался, а его лицо приобрело явственный оттенок спелой сливы. – Уверяю вас, это не так.
– Я просто шучу, – мягко прервала его она. Безусловно, именно это он и имел в виду, но только так, только шутя, она могла справиться с подобными нынешнему моментами, с сильной, острой болью, которую чувствовала в груди, когда позволяла себе вспомнить, хоть даже и на минуту, каково это – открывать рот и изливать в мир божественные, восхитительные звуки. Когда-то давно она владела этим искусством. Много-много лет назад, в совсем другие времена.
8
«Мессия» – оратория немецко-английского композитора Георга Фридриха Генделя (1685–1759), рассказывающая о жизни Спасителя. Большая часть либретто оратории взята из Ветхого Завета в версии Библии короля Якова – распространенного у англоговорящих протестантов перевода Книги. «Мессия» – одно из самых известных произведений Генделя.
11
Туикенем – западное предместье Лондона, расположенное у берегов Темзы в 16 км от центра столицы Великобритании.
13
«Женитьба Фигаро» – опера-буфф Вольфганга Амадея Моцарта по одноименной пьесе французского драматурга Пьюера де Бомарше (1732–1799). Графиня Розина Альмавива – действующее лицо оперы, исполняет в начале второго действия скорбную арию об утраченной любви.