Поймав на себе пристальный взгляд матери, Дауд сунул портфель под мышку и вышел. В саду под черешней замекал ягненок, приветствуя своего друга и кормильца. Дауд, как всегда, ласково потрепал его по спине.
Поднимаясь по склону горы, он глянул себе на ноги и обмер: на его только что начищенных и весело блестевших ботинках лежал слой серой пыли. Он торопливо вырвал из тетради листок и наклонился обтереть ботинки.
— Ого, как мы модно причесаны! Вах, и туфли чистим? Что-нибудь случилось, а? — Обгоняя, Раиса шутливо взлохматила ему волосы и, звонко рассмеявшись, побежала дальше.
Дауд, казалось, оцепенел, глядя вслед Раисе. А между тем внутри себя он услышал и празднично зазвучавшую медь оркестра. Почему она не подождала его? Могли бы пойти вместе. Стесняется его? Ну это неплохо. Он достал было расческу, но не тронул волосы: приятно было думать, что их взлохматила Раиса.
На большой перемене ребята рассыпались по двору. Одни тут же бросились за футбольным мячом, другие уткнулись в книжки. Стайка девчонок закрутила скакалку, кто-то под восторженные возгласы немногочисленных зрителей вертел на турнике солнце. Нет, все это было не то…
Дауду пришлось сделать несколько кругов, пока он отыскал Раису за волейбольной площадкой. Она о чем-то оживленно разговаривала с двумя одноклассницами. Одну из них Дауд знал хорошо. Это была энергичная девчонка, быстрая и чересчур любопытная. Она всегда все про всех знала, потому имела прозвище Цыганка. Другую Дауд мало знал — девчонка как девчонка. Про нее говорили, что она вечно всех мирила. Словно это была ее общественная обязанность. В ушах у этой миротворицы висели маленькие серебряные шарики, которые дрожали не только при каждом движении, но даже когда она стояла неподвижно и разговаривала.
Заметив недалеко от интересующей его компании знаменитого на всю школу Петуха, Дауд с независимым видом двинулся к нему. Петух имел в школе репутацию отчаянного драчуна, а стало быть, и смельчака. Такая слава казалась Дауду на редкость завидной. И вроде, когда он оказывался рядом с этим бравым, исцарапанным бойцом, что-то само собой переходило и на него, Дауда. Он принялся рассказывать Петуху о футболе, который смотрел вчера по телевизору. Кое-что для наглядности ему пришлось показать самому. Он махал руками, подпрыгивал, шутил. Пусть Раиса видит: это для других Петух — гроза школы, для Дауда — просто приятель. Он как-то слишком развеселился и не заметил, что Петух уже давно ему не отвечает.
Прозвенел звонок. Когда они пересекали волейбольную площадку, Петух уронил шариковую ручку, которую вертел в руках всю перемену. Дауд приостановился, думая поднять ручку, но, оглянувшись, поймал на себе насмешливый взгляд девчонок и шагнул следом за Петухом.
Петух остановился. Нагло ухмыляясь, он смотрел на Дауда: будешь притворяться, что ничего не видел?
— Ты уронил ручку, — сказал Дауд.
— Ну так подними!
— Сам подними! — Дауд бросил осторожный взгляд на девочек, которые, продолжая оживленно разговаривать, остановились неподалеку от них.
— Охота, чтобы тебе поддали? — Петух с готовностью повернулся к Дауду. — Напрашиваешься?
— Не имеешь права! — растерялся Дауд и попятился от Петуха. Краешком глаза он опять глянул на девочек. О ком это они все время трещат? Неужели о нем? — Ручка ведь твоя, — произнес Дауд хриплым от волнения голосом. — И ты моложе меня, значит, ты и поднимай…
— Хочешь, чтобы я при девчонках расквасил тебе нос? — наступал Петух.
— Не имеешь права! — тупо повторял Дауд, все еще не решив, что ему делать.
— Ну давай, давай, поговори о правах! — притворно-вежливым голосом произнес Петух и ткнул кулаком Дауда в плечо.
В его холодных серых глазах Дауд уловил злобную угрозу.
— Нет, я тебе говорю — нет! — запальчиво воскликнула Цыганка, поправляя очки на маленьком носу.
— А я тебе говорю — да! — почему-то со злостью ответила ей Раиса и пристально посмотрела на Дауда.
— Да перестаньте спорить, — вмешалась девочка с сережками.
Мысли Дауда лихорадочно метались: «Что делать? Как поступить? Стоп! Отец бы, наверное, сказал: «Ничего не надо попусту осложнять:». А Раиса? Наверное, она тоже так считает, а то бы она ему что-нибудь подсказала. Да и мать расстроится, если узнает о драке из-за какой-то ерунды». Он вздохнул с облегчением и пошел поднимать ручку.
И все-таки чувство неловкости продолжало жить в нем. Ему было страшновато драться с Петухом. Но не это заставило его отступить. Он проявил благоразумие. Что бывает важнее… Теперь он крутил ручку, не торопясь вернуть ее Петуху, словно это несколько скрадывало его уступчивость.