Выбрать главу

Время было на редкость удачное: заклятие Мао теряло свою парализующую силу; большую роль тут сыграл Ху Яобан, ведавший реабилитациями. 12 июня на Метеоритной улице появился ответственный работник с партийной характеристикой отца. Он вручил маме листок папиросной бумаги, где говорилось, что отец был «хорошим работником и достойным членом партии». Это была официальная реабилитация. Только тогда мою стипендию утвердило пекинское Министерство образования.

От возбужденных друзей, прибежавших с факультета, я узнала, что еду в Англию, раньше, чем от начальства. Люди, едва со мной знакомые, были счастливы за меня, присылали поздравительные письма и телеграммы. Устраивались праздничные вечеринки, лились слезы радости — поездка на Запад была невероятным событием. На протяжении десятилетий Китай оставался закрытым государством, люди задыхались, живя взаперти. После 1949 года я первой из своего университета и, насколько знаю, из провинции Сычуань (которую населяло тогда около девяноста миллионов человек) поехала учиться на Запад. Причем поехала благодаря профессиональной подготовке, ведь я даже не состояла в партии. Это было еще одним знаком грандиозных перемен, происходивших в стране. Люди жили надеждой, перед ними открывались новые возможности.

Но я испытывала не только радость. Я достигла цели, столь желанной и недостижимой для остальных, и чувствовала себя виноватой перед друзьями. Ликовать было бы неприлично, даже жестоко, но и скрывать радость — нечестно. Я вела себя сдержанно. Я с грустью думала о скованности и однообразии жизни в Китае — столько людей были лишены возможности реализовать свои таланты! Я понимала, что мне повезло родиться в привилегированной семье, какие бы страдания ни выпали на ее долю. Но теперь, когда Китай становился более открытым и свободным, я с нетерпением ждала более стремительных и глубоких перемен в обществе.

Я думала об этом, проходя через весь тот цирк, который предшествовал тогда любой зарубежной поездке. Меня послали в Пекин на специальные курсы для отъезжающих за границу. Сначала нам целый месяц промывали мозги, а потом еще на месяц отправили в путешествие по всему Китаю. Целью было поразить нас красотой родины, чтобы у нас не возникло соблазна покинуть ее навсегда. За нас сделали все необходимые для поездки приготовления и вдобавок выдали деньги на покупку одежды. Нам следовало предстать перед иностранцами в приличном виде.

В последние вечера перед отлетом я часто бродила по берегам Шелковой реки, мерцавшей и в лунном свете, и в густом тумане летних ночей. Я размышляла о двадцати шести годах, прожитых мною. Я знала, что такое благополучие и лишения, страх и отвага, видела доброту и верность — как и крайние пределы человеческой подлости. Противостоять страданиям, разрушению и смерти мне прежде всего помогали любовь и извечное человеческое стремление к жизни и счастью.

Меня переполняли сложные чувства, особенно когда я вспоминала отца, бабушку и тетю Цзюньин. Раньше я пыталась заглушить мысли об их смерти: это было слишком больно. Теперь я представляла себе, как бы они радовались за меня, как гордились бы моими успехами.

Я улетела в Пекин, откуда вместе с тринадцатью университетскими преподавателями, в число которых входил идеологический работник, должна была следовать дальше. Наш самолет вылетал 12 сентября в 8 часов вечера, и я чуть не опоздала, потому что в Пекинский аэропорт пришли попрощаться друзья и мне казалось неудобным следить за временем. Плюхнувшись наконец в кресло, я вдруг поняла, что по — настоящему не обняла маму. Мы попрощались в аэропорту Чэнду как — то буднично, деловито, не проронив ни слезинки, словно мое путешествие через полмира — лишь заурядный эпизод в нашей богатой событиями жизни.

Китай уходил все дальше, я выглянула из иллюминатора и увидела под серебряным крылом самолета вселенную. Я вновь окинула взглядом свою прошлую жизнь и устремила взор в будущее. Мне хотелось обнять весь мир.

Эпилог

Я сделала Лондон своим домом. Десять лет я старалась не думать о Китае, который оставила позади. Потом, в 1988 году, ко мне в Англию приехала мама. Тогда она впервые рассказала мне семейную историю — свою жизнь и жизнь бабушки. Когда она вернулась в Чэнду, я вновь пустилась по волнам воспоминаний и пролила непролитые слезы. Я решила написать «Диких лебедей». Мысль о прошлом перестала причинять боль, потому что я обрела любовь, твердую почву под ногами и в результате — спокойствие.

Китай со времени моего отъезда изменился до неузнаваемости. В конце 1978 года Коммунистическая партия отправила на свалку «классовую борьбу» Мао. Изгоев, в том числе «классовых врагов» из моей книги, реабилитировали; среди них были и мамины маньчжурские друзья, заклейменные как «контрреволюционеры» в 1955 году. Официальное преследование их и их семей прекратилось. Они оставили тяжелый физический труд и получили другую, лучшую работу. Многих восстановили в партии и взяли на государственную службу. В 1980 году Юйлинь, мой двоюродный дядя, его жена и дети получили разрешение уехать из деревни и вернуться в Цзиньчжоу. Он стал главным бухгалтером медицинской компании, она — заведующей детским садом.

В досье бывших жертв ложились оправдательные характеристики, старые обвинительные документы изымались и сжигались. В учреждениях по всему Китаю разводили костры, в которых горели эти жалкие листки, погубившие несметное количество жизней.

Мамино «дело» распухло от доносов о ее юношеских связях с Гоминьданом. Теперь все они сгинули в пламени. Их заменила двухстраничная характеристика, датированная 20 декабря 1978 года, где все обвинения отметались как ложные. В качестве компенсации за пережитое ей изменили происхождение: в графе «отец» вместо предосудительного «генерал — милитарист» написали невинное — «врач».

Решив остаться в 1982 году в Великобритании, я сделала очень необычный выбор. Опасаясь, что это приведет к неприятностям на работе, мама раньше срока подала заявление об уходе на пенсию, которую и получила в 1983 году. Однако то обстоятельство, что дочь живет на Западе, никак не осложнило ее жизнь, что при Мао было бы немыслимо.

Двери Китая открывались все шире. Трое моих братьев живут сейчас на Западе. Цзиньмин, специалист с мировым именем в области физики твердого тела, занимается исследовательской работой в Англии, в Саутгемптонском университете. Сяохэй, оставивший авиацию ради журналистики, поселился в Лондоне. Оба женаты, у каждого из них есть ребенок. Сяофан получил степень магистра международной торговли в Страсбургском университете и теперь работает в одной французской компании.

Только моя сестра Сяохун осталась в Китае. Она служит в управлении Института китайской медицины в Чэнду. Когда в 1980–е годы разрешили частное предпринимательство, она взяла двухлетний отпуск, чтобы принять участие в создании компании по моделированию одежды, о чем давно мечтала. Затем ей пришлось выбирать между радостями и опасностями свободной коммерции и скукой и безопасностью государственной должности. Она предпочла последнее. Ее муж, Очкарик — один из руководителей местного банка.

Связь с окружающим миром стала частью повседневной жизни китайцев. Письмо из Чэнду в Лондон доходит за неделю. Мама может посылать мне факсы с центрального почтамта. Я звоню ей домой по прямой линии из любой точки мира. Каждый день по телевизору наряду с официальной пропагандой показывают избранные новости иностранных каналов. Сообщается о важнейших мировых событиях, включая революции и перевороты в Восточной Европе и Советском Союзе.

Между 1983–м и 1989–м годами я ездила к маме ежегодно и каждый раз поражалась очевидному ослаблению того, что более всего характеризовало жизнь при Мао, — страха.

Весной 1989 года, путешествуя по Китаю, я собирала материал для этой книги. И видела, как люди выходят на демонстрации по всей стране — от Чэнду до площади Тяньаньмэнь. Мне подумалось: неужели страх настолько забылся, что никто из миллионов демонстрантов не чует в воздухе опасность? Многие, казалось, были застигнуты врасплох, когда солдаты открыли огонь. И я тоже, вернувшись в Лондон, не поверила своим глазам, увидев расстрел по телевидению. Неужели приказ отдал тот самый человек, который и для меня, и для множества других стал освободителем?