– Вот и все. Здесь телефон, но папа не отвечает. Считает выше своего достоинства, – виновато улыбается Гайя.
Интересно, на небесах есть телефон? Если да, то там давно не снимали трубку.
– Если что, – продолжает девушка, – лучше езжайте вниз и там спрашивайте. Ужин в семь. Вам нужно было какое-то место?
– Да. Маяк Бельи.
Я стою посреди номера для новобрачных: с алой кроватью в форме сердца, с занавесками, похожими на женские трусики, с фигуркой двух лебедей на столе. Клянусь хвостом Дьявола, зажатым в лифте где-то между адом и раем со дня сотворения мира, я не знаю, куда мне поставить чемодан.
– А, так это недалеко! Когда вас отвести?
– Завтра утром.
Семь недель и два дня назад.
Я стреляю в голову дяде, и его череп взрывается, будто хлопушка с конфетти на детском празднике. Девятнадцать лет, два месяца и три дня мыслей, чувств, надежд и разочарований усеивают стены кабинета и мое лицо.
Оружие я кладу ему в руку и сжимаю еще теплые пальцы – как если бы дядя и убил себя. Тут главное не переборщить: оставлять улики будто ненароком, мимоходом. Знаете, как очередное рукопожатие.
На первый взгляд – суицид. На второй – почти идеальное заказное убийство, в котором обвинят совет директоров.
Я надеваю маску и ухожу в смог. В темноту, тесноту и грязь задыхающейся планеты.
Семь недель и два дня спустя
– Ужин понравился? – Гайя собирает тарелки на поднос и шагает к выходу из номера. От ее тяжелого дыхания хочется потянуть шею – как если бы затекли мышцы.
– Да, спасибо, очень вкусно.
Девушка хмыкает, и, громыхая посудой, отворачивается.
– Послушай, – я кладу на поднос бумажки. – Это за ужин. Еще столько же, если поможешь мне уснуть.
***
– Тут? – хрипло спрашивает она.
– Ниже.
– Так?
– Правее. Вот.
– Хорошо. Так… "Из великолепных королевских покоев Элизу перевели в мрачное, сырое подземелье с железными решётками на окнах, в которые со свистом врывался ветер. Вместо бархата и шёлка дали бедняжке связку набранной ею на кладбище крапивы; эта жгучая связка должна была служить Элизе изголовьем…"
Десять недель назад
– Не хочу закончить как все, – дядя залпом выпивает смесь из болеутоляющего и снотворного. – В больнице, с искусственными легкими, чтобы все смотрели на меня тоскливыми глазами… Черт, все лучше так.
Я верчу в руках револьвер. Никогда раньше не держал оружие – очень странное чувство не то могущества, не то страха перед ним.
– Следы должны вести к совету директоров, запомни. Концерн останется без руководства, и все тут пойдет к чертям. Об остальных подразделениях я позабочусь сам. Какое-то время еще будут продавать фильтры со складов, но, когда запасы закончатся, людям придется менять наш мир. Менять к лучшему, наконец, – хватит этих костылей!!! Хватит влачить жалкое сущ…
От крика дядю разбирает кашель. Жуткий приступ, от которого даже у меня встают дыбом волосы.
Десять недель спустя
Темный силуэт в неврастенически-серой дымке – маяк. Хрипя и кашляя внутри душного костюма, я взбираюсь по склону к этой жуткой насмешке над людьми – к огню, который уже давно никому не освещает дорогу.
– Знаешь, чего меня только не просили делать за двадцатку, – доносится приглушенный маской голос Гайи. – Но сказки я раньше не читала.
Миную здание и на ощупь нахожу край земли. Из хмари внизу слышится рев прибоя и еще какой-то незнакомый, тревожный звук, которого я не знаю. Такое ощущение, словно падаешь и вот-вот заложит уши.
– Мне, кстати, сегодня снились, – девушка шагает, не глядя, вперед, и я хватаю ее за ноги в нескольких сантиметрах от пропасти, – ой… лебеди.
– Смотри, куда идешь! – делаю глупое предостережение. Перевожу дыхание и, открыв кувшин, начинаю высыпать дядю в невидимое Черное море. "Прах к праху", – так, кажется, говорят?
– Папа рассказывал, что теперь, – Гайя указывает куда-то в ядовитый туман, – строят целые подводные города. Да… А у тебя что было во сне?
Господи, как я ненавижу этот вопрос. Что мне может привидеться? Чем грезит каждый несчастный идиот на этой треклятой, мчащейся в бездну планете?
– Солнышко. Мне снилось солнышко.
–
В оформлении обложки использована фотография Andy Køgl [the visiter] с ресурса Unsplash