Мама заявила, что это она нас спасла. Она не спала всю ночь и молилась. «Становитесь на колени и благодарите своего ангела-хранителя! — заявила она. — И меня благодарите».
Хелен и Бастер послушно встали на колени и начали молиться вместе с мамой, а я осталась стоять и смотрела на них. По моему убеждению, нас спасла я, а не мама или какой-то там ангел-хранитель. Той ночью нас на тополе было всего трое. Папа подошел ко мне и обнял за плечи.
«Папа, там не было никакого ангела-хранителя», — сказала я, и потом начала объяснять, как мы добрались до тополя, пересаживались с одного места на другое, чтобы наши руки и ноги не устали, и как я всю ночь не давала Хелен и Бастеру заснуть.
Папа крепко сжал мое плечо. «Хорошо, дорогая, может быть, этим ангелом была ты».
Наша ферма стояла на реке Солт Дро, которая впадала в реку Пекос в западной части Техаса, где было много лугов и пастбищ. Наша земля находилась в низине. Небо в этих местах было высоким и будто выгоревшим от солнца, земля казалась серой, словно песок. Иногда ветер мог, не стихая, дуть несколько дней подряд, а иногда днями стоял полный штиль, и было слышно, как лает собака на ранчо Динглеров, расположенном в трех километрах вверх по течению реки. Если поблизости проезжала повозка, то поднятая ею пыль долго висела в воздухе, не оседая на землю.
Когда смотришь на горизонт, то земля, ограждения, канавы, поросль молодых кедров — все кажется плоским и растянутым. Люди, повозки, скот, ящерицы и прочие создания движутся медленно, словно стараясь экономить силы.
Это были суровые места. Земля была твердой, как камень, за исключением периодов ливней и наводнений, когда все превращалось в жижу. Животные были худыми и жилистыми, а растения — колючими и редкими. В сезон дождей земля неожиданно вспыхивала яркими цветами. Папа называл эти края High Lonesome, или Одинокое плоскогорье, и говорил, что это место не для слабых головой и мягких сердцем. Он говорил, что именно поэтому мы с ним спокойно могли выживать в этих краях. Потому что мы оба были крепкими орешками.
Площадь нашей фермы составляла всего 160 акров.[1] В тех местах наша ферма считалась маленькой, поскольку, чтобы вырастить одну голову рогатого скота требовалось, по меньшей мере, пять акров пастбища. Однако наша ферма выходила к реке, а такая земля была в десять раз дороже той, на которой не было воды. И благодаря тому, что у нас был выход к воде, папа мог разводить и тренировать лошадей для повозок и дилижансов, дойных коров, десятки кур, несколько свиней и даже павлинов.
Павлины были папиным коммерческим начинанием, не оправдавшим его ожиданий. Он потратил кучу денег на покупку павлинов на ферме, расположенной далеко на востоке. Папа был совершенно уверен в том, что павлины — это символ элегантности и стиля, поэтому те, кто покупал его тягловых лошадей, гарантированно будут готовы выложить еще пятьдесят долларов за павлина, дабы продемонстрировать свое благосостояние и принадлежность к высшему классу. Он коварно планировал продавать только самцов павлинов, чтобы никто другой не смог разводить павлинов в нашем районе.
К сожалению, папа сильно переоценил спрос на павлинов в западном Техасе (даже среди тех, кто мог позволить себе свой собственный дилижанс). В результате через несколько лет на нашем ранчо развелась масса бесхозных павлинов. Они гордо расхаживали по территории, кричали, клевали нас в колени, пугали лошадей, убивали цыплят и нападали на свиней. Хотя должна признать, что в перерывах между террористическими выходками они были очень красивыми, когда распускали свои хвосты.
В любом случае павлины не были папиным главным товаром. Как я уже писала, папа занимался разведением и воспитанием лошадей. Он обожал лошадей, несмотря на то, что много лет назад у него с ними приключилась очень плохая история. Когда папе было всего три года, он бежал в стойле для лошадей, и одно из животных лягнуло его в голову, чуть не разбив череп. Папа несколько дней пролежал в коме, и никто не думал, что он выживет. Однако в конце концов, папа поправился, но правая сторона его тела плохо двигалась. Он подволакивал правую ногу, а его правая рука была полусогнута и все время торчала в сторону, словно крыло на ощипанной курице. В молодости папа работал на очень шумной мукомольне на нашем ранчо и поэтому стал немного тугим на ухо. И кроме всего прочего, у него были проблемы с произношением, поэтому к его выговору надо было привыкнуть, иначе было сложно понять, что он говорит.