Выбрать главу

Я отправился в соседнюю комнату и улегся на матрас. Беспорядок, матрасы на полу и грязь заставили меня вспомнить начало 80-х… Я возвращаюсь из Пуэрто-Рико, загоревший, опьяневший от секса и солнца. Такси везет меня в сером воздухе, крутится вокруг Парижа, а я все еще ощущаю на своей коже запах трех любовников предыдущей ночи: Эдсон водит без прав «кадиллак» Джо-адвоката и приторговывает в бидонвилях Сантучче; Макс «щиплет» туристов на Кондадо-авеню; с мягким и интеллигентным усачом Орландо я сплю только потому, что он хочет меня уже несколько дней. Я звоню у дверей Марка. Он делит квартиру с приятелем-инженером, работающим в нефтяной компании. Марк студент, несколько месяцев назад я тоже учился на инженерном факультете.

В их двухкомнатной квартире матрасы брошены прямо на пол, грязная одежда свалена в углу, сквозняки гоняют по комнатам клубки пыли, стекла, рамы и подоконники заросли грязью, а в воздухе повис стойкий запах двух холостяков и едва различимый аромат случайных приятельниц. Все эти воспоминания вернулись вдруг ко мне через десять лет в квартире, где Сэми занимался любовью с Сильвией, а я пытался заснуть в соседней комнате… Мы не виделись с Марком несколько месяцев, но, когда я вошел, у нас обоих возникло чувство, что мы расстались накануне. Мне негде ночевать, и Марк предлагает положить еще один матрас в коридорчике, соединяющем комнаты. Я соглашаюсь и остаюсь на месяц, на два…

Однажды вечером я встретил на Трокадеро парня, сказавшего мне, что он фокусник и ассистент Жерара Мажакса. Я привел его в свой коридорчик, надеясь, что Марк и инженер уже спят. Я раскидываю матрас, мы быстро раздеваемся, и фокусник овладевает мной. Когда я начинаю кричать от удовольствия, дверь комнаты открывается и выходит инженер в одних трусах. Чтобы добраться до сортира, он вынужден перешагнуть через нас. Возвращаясь, он смотрит на нас с откровенным отвращением. Мой фокусник смывается, а инженер стучит к Марку, и тот кричит, чтобы он входил. Я успеваю заметить полотенце, наброшенное на лампу, и голую спину девушки, сидящей верхом на Марке. Инженер спрашивает:

— Я помешал?

— Да вовсе нет! Наоборот, ты очень вовремя, Арлетт как раз спросила меня, на какой стадии возгонки получается чистый парафин!

— Извини…

— Тебе что-нибудь нужно?

— Да нет, ничего… Уверяю тебя, ничего.

На следующий день за завтраком инженер сказал Марку, что съезжает с квартиры и я могу занять его комнату. Я спросил:

— Это из-за вчерашнего?

Он ответил:

— Да… нет… может быть. — И добавил, что ему предложили место в Дубае на пять лет: тройной оклад, из этих денег часть будет идти на его счет, от таких предложений не отказываются…

Я улыбался своим мыслям, когда вошел Сэми. Я тут же изобразил на лице обиду брошенного любовника, и он улегся рядом со мной, прижался, несколько раз поцеловал в шею, потом встал и ушел. Так он возвращался несколько раз, проверяя мое настроение, и опять уходил заниматься любовью с Сильвией. Так, во всяком случае, казалось мне до утра, когда я без конца просыпался от криков удовольствия, существовавших в действительности только в моем воображении.

Утром мы пили кофе за стойкой кафе на авеню Гобеленов. Я спросил у Сэми, хорошая ли была ночь. Он ответил:

— Она позволила мне лизать себя, целовала меня, запустив палец в задницу, но так и не дала!

— Если бы ты спал со мной, я бы тебе все позволил!

Мне казалось, что время соткано из двух несовместимых материй: фатальности и прерывистости. Я проживаю историю, написанную моим прошлым, болезнью и предсказаниями Хейры; но я переживаю и множество страстей и желаний, островков событий, никак не связанных друг с другом.

Лора растянулась на спине, я лежал сверху. Я сказал ей:

— Ты знаешь, я был с многими, иногда накоротке. — Я хотел, чтобы она поняла сама, без объяснений. — Может, лучше мне надеть презерватив… — Я не осмеливался сказать и презирал себя за трусость. Но я так мечтал о спокойной любви! Поэтому вытащил резинку из пакетика и начал натягивать на себя.

Попробовав один раз, мы решили больше не экспериментировать: Лора хотела чувствовать мою кожу, а я — тепло и влагу ее лона. Наши жизни достигали высшей точки в этом слиянии, и мы не могли позволить жалкому кусочку резины испортить нам удовольствие.

Как-то в воскресенье я обедал с Сэми у его родителей. Они жили на южной окраине. Мать Сэми работала в охране какого-то института, а отчим, чилиец по имени Пабло, был садовником.