Выговская пустынь разрасталась, она вобрала в себя все Каргополье, Онежские берега, Архангельск и другие пустошные земли. Делалась государством в государстве. И не было сил у царя Алексея Михайловича, чтобы уничтожить это осиное гнездо, одним махом сжечь в срубах ненавистных раскольников. Ему бы удержаться в Москве, смирить бунтарский дух в ближайших городах.
1682 год. Ликовали скиты и остроги – умер царь Ирод. Наследниками объявлены Петр и его брат Иван. В Москву ушло много раскольников в надежде, что им удастся убедить малолетних наследников, а с ними и Софью Алексеевну, вернуться к старой вере.
Пришел сюда и Амвросий с верными людьми, найдя приют у боярыни Морозовой. И началось. Смиренный Алексеем Никита Пустосвят снова поднимал народ на бунт. Он с друзьями ходил по Москве, на площадях и торжищах смело проповедовал, читая свои тетрадки: «Люди русские, люди православные, постойте за истинную веру, коей нет нынче на всей земле. Нет ее и в Греции, в Италии и других странах, только мы еще содержим истинную веру. Не ходите в церкви, ибо они все осквернены, не принимайте никакой святыни и молитв от священников, не поклоняйтесь новописаным иконам, не почитайте четырехконечного креста, ибо это есть печать антихристова».
Амвросий, как и его друзья, во главе с Никитой Пустосвятом носили старые иконы, старые книги, собирая толпы народа, кричали: «Люди, поднимайтесь за старую веру, ибо настанет конец мира. Только при старой вере мы будем спасены и безгрешными предстанем перед очами божьими…»
Был гвалт и бунт великий. А 5 июля 1682 года предводители раскола, отслужив молебен, взяв с собой крест, Евангелие, икону Страшного суда, икону Богородицы и старые книги, со свечами отправились из-за Яузы-реки в Кремль. За ними шел народ, стрельцы, запрудив все улицы и переулки. Много было пьяных, у каждого камень или кистень за пазухой.
Толпа ввалилась в Кремль, подошла к Архангельскому собору, и перед царскими палатами предводители поставили иконы, положили на них крест, Евангелие и зажгли свечи.
Никита Пустосвят встал на скамейку и начал читать свою тетрадь:
– «Люди русские, люди добрые, аль несть у нас сил, чтобы постоять за старую веру?»
– Есть! – рыкала в ответ толпа, бородатая, косматая, расхристанная.
– «Подымайтесь все как один против Иуды-патриарха и властей духовных! Вырвем с корнем богу противное никонианство, повернем стопы своя к истинной вере русской, что веками жила на Руси! Стребуем с соправительницы Софьи изгнать из соборов всех никонианцев! Мы – русские, а не латыняне! Вырвем!»
– Вырвем! – косорото, в фанатичной истерике орали пьяные рожи.
В Успенском соборе прервано моление. Духовенство заметалось в страхе под гулкими сводами, заметалось перед вздыбленной толпой, которая могла ворваться в эти святыни и погубить всех. Из царских палат тоже раздавался плач. Царевичей поспешили увести в дальние комнаты дворца и спрятать. Ивана тряс озноб, Петр закаменел, сжав губы, давил в себе страх перед этой грязной толпой. Шептал молитвы, просил святого Николу отвести от них смерть.
Патриарх Иоаким почти вытолкал к мятежникам Спасского протоиерея Василия, чтобы он прочитал толпе написанное в ночь и отпечатанное поучение, где призывал народ повиноваться законным пастырям, не слушал бы переметчиков-обольстителей. Писал о Никите Пустосвяте, который вот уже в третий раз изменил своему слову, снова ушел в раскол. Никита Пустосвят бунтует-де народ не ради старой веры, а ради корысти, чтобы занять престол патриарха.
Но Василию и рта не дали раскрыть, его сбил с ног Амвросий и начал топтать, подскочили стрельцы, вырвали из рук тетрадь, поставили духовника на ноги, подвели к раскольным отцам.
– Ты пришел сказать народу мерзкое слово! – загремел Никита. – Аль ты не знаешь, что народ супротив тех слов? Смерть никонианцу!
– Смерть! – взревела толпа, потянулись руки к протоиерею, жилистые, костлявые, могучие. Сейчас разорвут на куски.
Но инок Сергий, тоже из бунтарей, громоподобно закричал, его голос покрыл шум толпы:
– Отпустить, пусть унесет наше слово! Отпустить!
– Смерть анчихристу! Изломать руки, четвертовать! Колесовать! Вырезать язык, как они делают с нами! – ревел Никита.