— Хватит, — говорит, — того, что мы здесь! Если он был зверем, ты не будь!
А сейчас, спросишь ты, что?
А вот что: Руфат мерзнет, осла у Сильвины нет, и вместо того, чтоб ей утруждаться и дрова таскать да печку топить для Руфата, за дровами я хожу. Акт составил на меня лесник, новый обещает составить, и потому по ночам хожу. Глаза, того гляди, выколю, руки все в кровь изодрал, а рублю, и после, как лесник заснет, тащу дрова через овраг домой, и тело свое корежу из-за того, кто душу мою жег! Ублажаю и согреваю того, по чьей милости сорок лет то огнем меня жгло, то морозом морозило! А перестать нельзя. Перестану — Сильвине придется по дрова ходить. Да это что, иной раз доводится и накормить его, тяжелый он, а нужно его приподнять, постель ему поменять, да, извини, и вынести за ним. Где слабой женщине с таким делом справиться, и опять Рамадан прислуживает Руфату! И прислуживаю, иначе все на Сильвину ляжет. Слышу, как по селу говорят: «Надо же, какой сосед, какой человек!» А того не видят, что у меня там, внутри… А внутри котлы со смолой, брат, кипят! Жду я смерти Руфатовой, чтобы на Сильвине жениться, а он, злодей, не помирает. Вот та смола, что меня жжет! Хочу я в постель с ней лечь, как муж с женой, а уж потом будь что будет… Через жену, детей, через целый выводок внуков перешагну и к ней уйду, но между нею и мной лежит колодой Руфат, лежит, не встает! А время, мил человек, летит, силы не те, и, как знать, может мы с Сильвиной ляжем как муж с женой, а проснемся, как брат с сестрой. Думаю я иногда: он мучается, мучаемся и мы, так не открыть ли ему адские врата, в которые он второй год стучится? Не буду я его ни душить, ни топить: оставлю на холоде две-три ночи, и готов он. Так я думаю, но, как дойдет до дела, видятся мне глаза Сильвины, на меня уставленные и иду опять в лес сушняк для Руфата собирать.
На этом распутье топчусь я сейчас и не знаю, куда пойти: направо ли, налево ли или посередке сесть и ждать, покуда узел сам развяжется. Ты, коли можешь, подскажи, а коли нет, так помоги дрова на осла взвалить, и пойду я, а то он, лиходей, ждет и уже зубами от холода лязгает.