— Когда-нибудь у меня тоже будет много красивых платьев, мама мне обещала, — наконец ответила она.
— Тебе это не поможет, — все с той же издевкой заметила Ида, намекая на красоту сестры.
— Да тебе тоже не особо помогает, — Жюли надменно взглянула на сестру, в свою очередь намекая на то, что молодой Лондор явно предпочитает её. Звуки фортепиано в гостиной стихли, и по паркету раздались легкие шаги. На пороге появилась невысокая тонкая фигура виконтессы Воле. Она устало смотрела на дочерей, переводя взгляд с одной на другую. Вьющийся локон выбился из тугой прически и красиво спадал на её бледную щеку. Она выглядела, как всегда, уставшей и больной. Впрочем, больна она была уже тринадцать лет. Рождение Моник сильно пошатнуло её здоровье. Виконтесса часто теряла сознание, у неё болело сердце, не давала покоя хроническая усталость. Постепенно из великолепной женщины, одной из самых красивых в округе, Ида де Воле превратилась в бледное, болезненное создание, жалкую тень себя прежней. По фигуре она стала напоминать девочку: невысокая, худая, с тугим пучком на затылке. Это замечали все, кроме виконта Воле, который по-прежнему видел в своей жене жизнерадостную красавицу, которой она когда-то была.
— Девочки, что это такое? — проговорила виконтесса своим тихим, спокойным голосом. — Почему вы опять ссоритесь? Причем из-за глупости. Вы должны держаться вместе. Ведь вы одна семья. Что же будет, если мы все пойдем друг против друга?
Сестры притихли, потупив взгляд. Сейчас они были даже готовы извиниться друг перед другом. Огорчать эту женщину, какая бы сильная ненависть ни была между ними, они не любили. Мать посмотрела на них и, устало вздохнув, сделала несколько шагов назад, к двери гостиной. Но вдруг на пороге она остановилась, лицо её внезапно стало белее мела, и, схватившись за сердце, с тихим вздохом, виконтесса Воле повалилась на пол.
Первой к матери бросилась Ида. По правде говоря, она была единственной, кто это сделал, потому что Жюли и Моник продолжали стоять в оцепенении.
Упав перед матерью на колени, Ида истошно завопила, хватая лежавшую на полу женщину за руки:
— Мама! Что с тобой? Мама! Мама!
***
Что было дальше, Ида помнила размыто, словно в тумане. Помнила только, что на её крик прибежал отец и все слуги. Её оторвали от тела и вместе с сёстрами, которые все ещё пребывали в оцепенении, отправили по комнатам. Зато последние слова матери звучали в голове девушки постоянно. Вы одна семья. Что же будет, если мы все пойдем друг против друга? Теперь, спустя шесть лет, она могла бы ответить на этот вопрос. Ничего не будет. Каждый будет сам за себя. Все будут друг друга ненавидеть. Всё будет, как в детстве. Только месть станет изощреннее, обиды сильнее, наносимые раны глубже, сердца более холодными, ум более расчётливым. Всё станет хуже, семья перестанет быть семьей и превратится оголодавшую свору.
Что же будет, если мы все пойдем друг против друга? Внезапно эти слова прозвучали в голове Иды так отчётливо, что она вздрогнула и подняла голову. В какой-то момент она поняла, что это произнесла сидевшая рядом Жюли.
— Мы так ничего и не поняли из того, чему нас пыталась научить мама, — сказала Ида, вставая с банкетки и направляясь к дверям гостиной.
— Если тебя она вообще пыталась чему-то научить, кроме как кокетничать с мужчинами, — зло ответила Жюли и язвительно добавила: — Впрочем, даже этому мама не смогла научить тебя.
— Ну ты, знаешь ли, тоже не доказательство того, что старшие дети умнее младших, — парировала Ида, ухмыляясь. Жюли не нашлась, что ответить, и Ида, довольная своей победой, вышла из комнаты. С еще большей радостью она услышала, как её сестра с остервенением ударила по клавишам.
Моник, наблюдавшая за этой перепалкой через открытую дверь, злобно ухмыльнулась. Её тёмную сторону безумно радовали ссоры сестёр. Теперь оставалось только ещё больше настроить их друг против друга и, напустив на себя самый ангельский вид, какой только имела, Моник вошла в гостиную.
— Моник, это невозможно! — с ходу воскликнула Жюли, едва только её сестра переступила порог. — Я не выдержу так больше!
— Жюли, дорогая, что случилось? — с наивным непониманием спросила Моник, широко распахнув глаза.
— Ида. Она сведет меня с ума, — Жюли откинулась в кресле и опустила голову на руку, словно желая показать, что она совершенно обессилела от этой борьбы за ясность своего рассудка.
— Ты можешь вернуться в поместье своего мужа, — Моник снова наивно хлопнула ресницами.
— Что бы его родственники меня свели в могилу? Нет, спасибо, — Жюли снова ударила ладонью о клавишам. Резкий звук наполнил комнату.
— Не переживай. Просто Ида завидует тебе. Ты можешь этим гордиться, — заговорщически улыбнулась Моник. — У тебя наконец-то есть то, чего нет у неё.
— И вряд ли будет, — так же улыбнулась Жюли, сознавая своё превосходство. Как же хорошо, когда был хоть один человек, который мог понять её, поддержать и разделить её мнение. Пусть даже это Моник, которую она не особо любит с детства. Самое главное, что она тоже ненавидит Иду. Дружба против общего врага была излюбленным приемом маркизы Лондор.
— Как ты думаешь, — неожиданно спросила Жюли, после минуты молчания, — Дюран всё ещё входит в число потенциальных поклонников Иды?
— Я думаю, что уже нет. Тогда у церкви он так смотрел на тебя, — Моник многозначительно улыбнулась.
— Надеюсь, это собьет с неё спесь, иначе я буду гореть в аду за эту твою маленькую шалость, — маркиза Лондор задумчиво постучала пальцами по столику.
— Я не вижу в твоём поступке ничего предосудительного, — в глазах младшей Воле сверкнули две искорки. — В конце концов, ведь это не ты уделяла ему внимание.
— Не приведи Господь, про меня пойдут сплетни! — погрозила тонким пальцем Жюли и властно махнула рукой, давая понять, что желает остаться одна.
Оставив Жюли наедине с её мечтами о прекрасной справедливости, Моник отправилась навестить вторую сестру. Ида сидела на широком подоконнике в библиотеке, подобрав ноги к груди, и смотрела в окно, на пустую аллею. Она была настолько погружена в свои мысли, что даже не подняла головы, когда вошла её младшая сестра, которая всегда появлялась невовремя.
— Ида, — негромко позвала Моник. Девушка вздрогнула и обернулась. Некоторое время она смотрела на сестру, а затем со вздохом произнесла:
— Ну, а тебе что нужно?
— Ничего, — Моник опустила голову и, помолчав несколько секунд, спросила. — Ты злишься на Жюли?
Сейчас младшая Воле была горда собой как никогда: любая актриса и светская дама позавидовала бы её таланту.
— Нет, — коротко ответила Ида, окинув сестру настороженным взглядом. — За что мне на неё злиться?
— Ну, из-за того случая в воскресенье, — Моник оглянулась на дверь, словно боясь, что Жюли может быть там и, подойдя поближе к Иде, продолжила. — Ведь герцог Дюран был очень любезен с ней, как мне показалось. Так же, как и она с ним.
— Невелика потеря. Мужчины, которые так быстро перебегают с одной стороны на другую, не стоят внимания, — резко сказала Ида, слезая с подоконника. — И тебе я тоже советую это запомнить. Поэтому если хочет — скатертью дорожка. У меня есть и другие.
— Так он тебе совершенно безразличен? — ошеломленно произнесла Моник, замерев посередине комнаты. Все пошло чуточку не так, как она планировала.
— Мне? — переспросила Ида, оборачиваясь и глядя на сестру из-под поднятых бровей. — Этот постоянно иронизирующий надменный гордый эгоист? Да кому он вообще может нравиться, с таким-то характером?
— Но ты же с ним разговаривала… — начала было Моник, но Ида раздраженно перебила её:
— И что? С Жюли я тоже разговариваю, но я её терпеть не могу! Если бы я влюблялась во всех, с кем разговариваю, то… — девушка многозначительно махнула рукой, не зная, как закончить фразу, и направилась к двери.
Моник хотела спросить что-то еще, но Ида уже вышла из библиотеки, громко хлопнув при этом дверью. Она была зла на Моник, которая опять пыталась разыграть святую простоту и узнать её чувства, причем так неприкрыто, и на Жюли, которая так стремилась отомстить ей за обиды десятилетней давности. Да, возможно, в этом поединке её сёстры и одержали победу, но думать об этом не хотелось. Для Иды было невозможно признать себя побеждённой. Проигрыш был примерно равен смерти. Она редко проигрывала и не умела это делать красиво.