— Мадемуазель Воле, — нерешительно проговорил Жоффрей, целуя руку Иды.
— Господин Шенье, какая неожиданность, — ответила она, но эти слова прозвучали как-то холодно и мрачно, вместо того, чтобы звучать приветливо. — Я не ждала никого сегодня.
— Прошу прощения, что явился к вам без приглашения, — Жоффрей виновато опустил глаза, и Иду затрясло от этой его то ли врожденной, то ли напускной скромности. — Я хочу очень много вам сказать.
— Ну что ж, говорите, — Ида отложила книгу и сложила руки на коленях, замирая в предвкушении предстоящей драмы.
— Мадемуазель Воле, — эти слова прозвучали так официально, что Ида поморщилась, вспоминая о кредиторах отца, которые обращались к ней именно в таком тоне.
— Вы — самая прекрасная, — продолжил Жоффрей, все ещё глядя в пол и разговаривая скорее с ковром, чем с сидящей перед ним виконтессой Воле, — и умная из всех женщин, которых я когда-либо встречал, и поэтому вы не можете не догадываться о том, что я хочу вам сказать.
Ида спокойно, не моргая, глядела на Шенье, который стоял перед ней, как подсудимый перед прокурором. Вся сцена в данный момент напоминала кролика и удава. Ей хотелось вскочить и уже сейчас закричать на весь дом «Нет! Неужели вы не понимаете, что нет?!». Но правила приличия требовали сидеть и молчать, и самое большее, что она могла себе позволить — это испепелять несчастного Шенье полным презрения взглядом.
— Так позвольте мне не говорить больше ничего лишнего, — прошептал он и внезапно, Ида даже вздрогнула от неожиданности, опустился перед ней на колени и, хватая её тонкую руку, быстро заговорил: — Ида, я люблю вас. Люблю больше всего на свете. И, несмотря на все протесты моей семьи, я прошу вас стать моей женой.
Ида осторожно выдернула свою руку из его цепких пальцев и, посмотрев сверху вниз на Жоффрея, который глядел на неё умоляющим взглядом, переполненным надеждой, встала и подошла к окну.
— Я очень польщена вашим предложением, — тихо, отчетливо и не поворачиваясь произнесла она, — но я вынуждена вам отказать.
В воздухе повисла тишина. Шенье, казалось, обдумывал её ответ, пытаясь понять смысл слов и поймать ускользающее из его рук счастье.
— Но… но почему? — наконец выговорил он, поднимаясь с колен. Голос его дрожал так, как будто он готов был разрыдаться. — У меня есть деньги, у меня есть связи. Вы не будете ни в чем нуждаться. Я буду делать всё, что вы захотите, буду исполнять любой ваш каприз. Вы будете моей королевой, вы…
— Вам было незачем так унижаться, господин Шенье, — всё так же тихо проговорила Ида. — Если я сказала “нет”, значит, я сказала “нет”. И ни ваши связи, ни ваши клятвы, ни ваши деньги не смогут ничего изменить. Вся проблема в том, что я не люблю вас.
— И это единственная причина? — спросил Шенье, медленно поворачиваясь к двери. — И это то, на что я надеялся, когда ехал к вам? Разве этот ответ я хотел от вас получить? Никогда не думал, что таким образом узнаю о том, что недостаточно богат для вас.
— Весьма сожалею, что не оправдала ваших ожиданий, но, к несчастью, это были ваши ожидания, и вы сами виноваты, что ожидали от меня больше, чем следовало, — эти слова вырвались у Иды так грубо и резко, что она сама испугалась звука своего голоса.
— Знаете, — лицо Жоффрея изменилось до неузнаваемости, приняв какое-то дьявольское выражение, — я привык получать то, что хочу. И вы не будете исключением из этого правила.
— Из моих правил вы тоже не будете исключением. Желаю вам удачи! — язвительно протянула Ида. Ответом ей была громко захлопнувшаяся дверь. Как же быстро раскрывалась истинная сущность некоторых людей: минуту назад он был пылким и робким влюбленным, а теперь избалованный и самовлюбленный эгоист.
***
Моник и Жюли удивленно переглянулись, выглядывая в открытую дверь гостиной и провожая взглядом Шенье, который в два шага пересек холл, на ходу надевая пальто и цилиндр, которые ему подал Жак. Жоффрей выглядел расстроенным, злым и подавленным, а выражение лица было под стать хмурому небу. Неужели Ида отказала ему? Отказала одному из самых богатых наследников округи? Обе сестры не сомневались, о чём будут в ближайшее время шептаться во всех гостиных.
Ида со злостью швырнула в угол многострадальную книгу, которая попалась ей под руку второй раз. Она сама подписала себе приговор, сама встала на скамеечку и сама накинула себе на шею петлю. Её поведение, манеры, слова — всё это сделало из неё в глазах окружающих ветреную, вздорную девчонку, которая ждет не дождется, когда в её сети попадет кто-нибудь с более-менее приличным состоянием. Что ж, пусть теперь развлекаются, рассуждая о ней и её планах на состояние недавно прибывшего герцога. Ведь её это, кажется, не должно волновать. Но что будет думать сам Дюран? До него эти слухи тоже дойдут, можно было не сомневаться — каждый посчитает своим долгом довести до его сведения эти сплетни и предупредить о том, что он должен держаться подальше от Иды. Сейчас она как никогда жалела, что её репутация не так хороша, как у той же Жозефины Лондор или Катрин Алюэт. То, чем раньше она в какой-то степени гордилась, теперь стало довольно существенным препятствием.
***
Был последний день осени, тридцатое ноября. Улицы маленького городка на берегу Марны были как обычно заполнены спешащими по делам жителями и лениво прогуливающимися обитателями окрестных поместий. Эдмон часто присоединялся к ним, но не от того, что любил прогулки, а от того, что надеялся встретить Иду. Но она, видимо, не любила прогулки, а может быть, просто была занята делами. В последнее Дюрану почему-то хотелось верить больше. И вот сегодня он снова прохаживался по улицам, с вежливой улыбкой раскланиваясь со всеми соседями, которые говорили что-то о великолепной погоде и шли дальше. С другой стороны улицы его кто-то окликнул и, резко обернувшись, Эдмон увидел тех, чьё общество сейчас показалось ему спасением. Возле одного из магазинчиков стояли оба брата Лезьё в обществе мадемуазель де Лондор. Клод лучезарно и широко улыбнулся, Жером сдержанно склонил голову, а юная маркиза кокетливо опустила глаза, и Эдмону не оставалось ничего другого, кроме как пересечь улицу и подойти к ним со словами:
— Добрый день. Рад встрече.
Жозефина улыбнулась, поклонившись, малоразговорчивый Жером ещё раз сдержанно кивнул, а Клод вместо приветствия спросил:
— Господин герцог, ну а что вы думаете о главной новости дня, поразившей наповал всю округу?
— О какой новости? — настороженно спросил Дюран, внимательно оглядывая Клода. Да, этот человек определенно был создан для общества. Только в окружении людей он был действительно весел, улыбчив, прост и открыт, мог смеяться и беспрестанно шутить, что, видимо, и послужило достаточным основанием для того, что бы обвинить его в беспечности.
— Боже, вы ещё не знаете? — воскликнула Жозефина, округляя свои большие темные глаза. — Об этом же говорит вся округа! Помните Жоффрея Шенье?
— Да, помню. Мне он показался приятным, — быстро ответил Эдмон, хотя он возненавидел этого Шенье с самой первой встречи. Причину ненависти он, впрочем, назвать не мог.
— Так вот, сей приятный представитель местной элиты сделал предложение моей любимой сестре, — усмехнулся Клод, опираясь на выступ стены. У Эдмона все перехватило внутри прежде, чем смог осознать и осудить себя за это. Личную заинтересованность нужно было как можно быстрее подавить и оставить азарт соревнования. Если, конечно, это до сих пор имеет смысл.
— И что вы думаете? — продолжал свою речь Клод, не обращая ни малейшего внимания на отсутствующий взгляд Дюрана. — Она отказала ему! И отказала весьма резко и…
— Господин Лезьё! — возмущённо воскликнула мадемуазель де Лондор. — Как вы можете так говорить? Такая женщина, как ваша сестра, должна гордиться тем, что хоть кто-то из её поклонников соизволил снизойти до того, чтобы сделать ей такое предложение.