— Да пошла она к чертям собачьим! Пусть хоть сквозь землю провалиться! — выругалась средняя Воле совершенно неподобающим даме образом, отчего врач просто застыл на месте, — Я её знать не хочу.
И тем же тоном, но присев в легком реверансе добавила:
— Всего вам хорошего.
Комментарий к Глава 68
Опять-таки, вышло не совсем то, что хотелось. Слишком много действия и слишком мало размышлений)
========== Глава 69 ==========
Комментарий к Глава 69
А вот и обещанные мной встречи)
Когда маркизе де Лондор сообщили, что в гостиной её дожидается какой-то военный, пожелавший остаться неизвестным, она сразу же решила, что прибыл кто-то из друзей её сына, возможно, выполняя одну из его последних просьб или просто желая выразить соболезнования семье бывшего сослуживца. Жозефина, все ещё пребывавшая в ссоре с матерью, весьма неохотно согласилась сопровождать её на этой встрече, но лишь потому, что не хотела обидеть своим отсутствием офицера, который был знаком с её братом и наверняка считал его другом. О сослуживцах своего брата Жозефина знала исключительно из его рассказов и помнила только имя Данте Ромини, которое мелькало там чаще всего. По рассказам этот итальянец производил на неё весьма приятное впечатление, и в глубине души юная маркиза желала, чтобы этим внезапным посетителем оказался именно он.
— Помни, что мы должны быть с ним вежливы, — негромко произнесла маркиза Лондор, останавливая дочь у самых дверей гостиной. — Не вздумай показывать ему свой характер и рассказывать обо всем, что здесь происходит.
— Я думаю, что единственной темой нашей беседы будет Антуан, — безразлично ответила Жозефина, пожимая плечами. Этот отвратительный жест она переняла, как казалось маркизе, от виконтессы Воле. Но на нравоучения сейчас не было времени, поэтому маркиза ограничилась лишь недобрым, осуждающим взглядом и, скривив губы в улыбку, которая должна была называться приветливой, уверенно распахнула двери гостиной и вошла внутрь.
— С вашей стороны было очень мило посетить нас, — начала было она, обращаясь к мужчине, который стоял у окна, заложив руки за спину и разглядывая парк, но тут же осеклась. Жозефина и сама вздрогнула, невольно обращая внимание на гордую стать военного. Только один человек, из тех, кого она знала, кроме герцога Дюрана, обладал таким изяществом и таким достоинством, и только одному так безукоризненно шел темный военный мундир. Офицер медленно повернул голову, сначала оглядывая женщин через плечо, а затем так же медленно повернулся всем телом. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, тонкие губы плотно сжаты, а карие глаза смотрели мрачно, даже несколько зло.
— А с вашей стороны было очень мило похоронить меня, — холодно произнес он и Жозефина невольно отступила назад: до того странно ей было слышать этот голос. — Памятник чудесен, должен заметить. Будь я чуть более сентиментален, эпитафия заставила бы меня уронить слезу. С таким памятником, право слово, даже воскресать не хочется, потому, как воскресение будет выглядеть преступлением. Жалею, что не присутствовал на похоронах. Наверняка это тоже было трогательно и с размахом, который вы так любите, мама.
— Напротив, все было очень скромно, — негромко проговорила маркиза Лондор, глядя на внезапно обретенного сына так, словно совершенно не радовалась его внезапному воскрешению. — Собирать сотню гостей, чтобы опустить в могилу пустой гроб показалось мне дурным тоном.
— Значит, подделать завещание собственного сына вам дурным тоном не показалось? — Антуан сделал шаг к матери, но та отшатнулась от него так, словно он и в самом деле был мертвецом, вышедшим из могилы. — Скажу честно, я совершенно не так планировал свое возвращение, но, к сожалению, моя собственная семья не оставляет мне выбора.
— Но, Антуан, ведь было письма, где говорилось о том, что ты мертв! — воскликнула маркиза Лондор, все еще не решаясь сделать шаг навстречу сыну. — Мы не могли знать, что это ошибка и на самом деле ты жив!
— Справедливо, но я не слышу радости в вашем голосе, — холодно произнес Антуан. — Я провел полгода в русском плену, мечтая вернуться домой, а возвращаясь, я узнаю, что я, собственно, мертв, моя вдова лишена доли наследства, и что, более того, у меня есть дочь, которую моя семья не пожелала принимать. Я не говорю уже о том, что случилось с виконтессой Воле-Берг.
— Виконтесса Воле стала жертвой собственной алчности, — потупив взгляд, негромко проговорила маркиза Лондор, но Антуан лишь рассмеялся на эти слова:
— Виконтесса Воле стала жертвой всех вас и долгов своего отца. Она сама здесь совершенно не при чем.
Маркиза де Лондор, ровно как и Жозефина, молчала, не зная, что и как следует ответить на это обвинение, но весь ее вид говорил о том, что она отрицает его и не согласна с ним. И Антуан, знавший собственную мать достаточно хорошо, усмехнулся, прямо и уверенно глядя ей в лицо:
— Так что же вы скажете в свое оправдание, мама?
— Я не собираюсь говорить ничего, — холодно заявила маркиза де Лондор, вздергивая голову и сцепляя спереди руки. — Я признаю, что я выгнала из дома Жюли, но она это заслужила хотя бы тем, что из-за неё ты отправился на эту войну.
Антуан мрачно поглядел на маркизу и затем, не меняя выражения лица, перевел взгляд на сестру. Много раз Жозефина видела, как её брат смотрел так на других, но ещё никогда ей не приходилось испытывать силу этого взгляда на себе.
— Жозефина, милая, не будешь ли ты столь любезна, чтобы оставить меня наедине с нашей матерью? — спросил он вкрадчивым голосом, и Жозефина, которая была только рада покинуть эту комнату, так как менее всего ей хотелось сейчас быть свидетельницей неминуемо назревавшего семейного скандала, поняла, что это была не просьба. Сдавленно кивнув, юная маркиза поспешно, едва ли не бегом, выбежала из гостиной, совершенно неприлично хлопнув при этом дверью. Проследив за сестрой, маркиз де Лондор тяжело вздохнул. Возможно, его появление вкупе с поведением напугали Жозефину, которая совершенно не была готова к такому, но сейчас у него не было времени думать об этом: ему предстоял серьезный разговор с матерью, к которой у него имелось несколько вопросов.
— Мама, — Антуан медленно подошел к матери и пристально посмотрел ей в глаза, — Жюли — моя супруга, женщина, связанная со мной перед богом и людьми, более того, мать моего ребенка. Она такая же маркиза де Лондор, как и вы. Или вы забыли об этом?
— Я прекрасно помню о том, кто она и кто я, — резко ответила маркиза, поднимая на сына горящий гневом взгляд. Антуан мрачно улыбнулся.
— Я надеюсь, что так, мама, — произнес он. — Но я знаю, что это не все.
— Если ты говоришь о помолвке Жозефины и господина Лезьё, то я не собираюсь признавать, что поступила неправильно, — маркиза Лондор прошлась по комнате, сложив ладони шпилем и выразительно глядя на сына. Антуан усмехнулся и, растягивая слова, переспросил:
— Не собираетесь признавать? То есть, вы не отрицаете, что устроенная вами сделка это какой-то ужасный пережиток средневековья, недопустимый в наш утонченный и просвещенный век?
— Я считаю, что поступила правильно! — выкрикнула маркиза, резко останавливаясь. — Я знаю, что такое неравные браки, Антуан, и очень хорошо знаю.
— Тогда что вы делаете, мама? — Антуан подошел вплотную к матери и посмотрел в её глаза. — Не слишком ли вы много берете на себя, если в вас самой благородной крови чуть больше двух наперстков, а ваше собственное состояние было не больше того, каким располагает господин Лезьё?
Госпожа маркиза мгновенно вспыхнула до корней волос, возмущенная столь непочтительным поведением сына и, едва сдерживаясь, чтобы не потерять самообладание и повысить голос, произнесла:
— Антуан, будь добр помнить, с кем ты разговариваешь и не забываться.
— Я помню, мама. Я говорю с женщиной, которая подделала завещание собственного сына, чтобы выгнать из дома его беременную вдову и потом предложила сделку человеку, который попросил руки её дочери, — криво усмехнулся Антуан и тут же мрачно добавил: — Не говорите о том, как должно поступать, если ваши собственные поступки далеки от идеала.
— Антуан! — воскликнула маркиза, бросая на сына гневный взгляд. Сейчас и слова сына, и общий тон разговора до боли напоминали ей монолог, произнесенный не так давно в этом доме герцогом Дюраном. Антуан, снова криво усмехнувшись, отвернулся и подошел к окну, возле которого стоял в начале разговора.