Дюран молча склонил голову и посмотрел на руки.
— Если то, что вы совершили, вы совершили по любви, то Бог простит вам это. Грешно было бы противиться велению своего сердца. Освященный Господом брак, в котором нет любви более тяжкий грех, чем прелюбодеяние, совершенное в обоюдной любви. Эту любовь даровал вам Господь, а значит он простит прегрешение и тебе, и этой женщине.
— Спасибо вам, святой отец, — Эдмон поднялся со скамьи и по обычаю хотел поцеловать руку священнику, но тот поднял его за плечи и сказал:
— Не за что сын мой. Я помолюсь за тебя и твою возлюбленную.
— Спасибо, святой отец, — Эдмон с жаром пожал руки священника. Тот лишь улыбнулся и внезапно спросил:
— Эта женщина, она красива?
— Должно быть, да, — ответил Дюран. — Я лишь могу сказать, что точно не встречал женщины понимающей меня лучше.
— Береги её, а я буду молиться за вас и ваше счастье, — священник снова улыбнулся спокойной отрешенной улыбкой и, перекрестив Эдмона, торжественно произнес: — Никогда не бросай человека, который жертвует ради тебя чем-то, особенно, если это его гордость. Отказаться от порока труднее, чем от чего бы то ни было.
Эдмон снова с жаром пожал руки улыбавшегося священника и быстрым шагом вышел из церкви. Уже на улице он подумал о том, что должно быть когда-то этот человек сам любил, любил страстно и опустошающе, что возможно в его душе до сих пор теплится огонек былой страсти. В улыбке священника проглядывало былое страдание, в глазах блеснуло сладостное воспоминание, когда он спросил про красоту Иды. Быть может, однажды он сам предал заветы католической церкви ради неизвестной девушки, с которой потом был насильно разлучен и образ которой, нежные прикосновения и поцелуи, бережно хранил в своей памяти. По крайней мере, так показалось воспаленному долгой утомляющей дорогой разуму Эдмона. Он быстрым шагом дошел до гостиницы и, со спокойным равнодушием съев несколько отвратительный обед, распорядился седлать Агата.
***
Антуан остановился возле довольно приличного на вид здания гостиницы и огляделся по сторонам. Этот город был получше многих, что он проезжал, хотя и здесь были праздные зеваки, которые с интересом смотрели на него, стоя у дверей маленьких лавчонок группами по двое и по трое. С неудовольствием осмотрев их в ответ, Антуан слез с коня и отдал поводья слуге, который тут же выбежал ему на встречу. У коновязи он заметил ещё одного коня — красивого, черного как смоль араба, в дорогой амуниции. Значит, если повезет, он найдет здесь достойную компанию.
Внутри было достаточно людно, как, впрочем, и в любом подобном заведении по вечерам. Замешкавшись на пороге, чтобы оглядеть помещение, Антуан привлек к себе всеобщее внимание. Помещение было темноватым, но чистым и опрятным, населявшая его публика была примерно такая же. Это несколько успокоило Антуана, хотя он все ещё содрогался от мысли, что его жене, маркизе де Лондор, приходилось останавливаться в подобных местах. Медленно двинувшись в неопределенном направлении он, наконец, заметил за дальним столом у окна одиноко сидевшего человека. Это был мужчина лет двадцати пяти, молча смотревший в окно, откинувшись на спинку стула и поигрывая стаканом ужасного на вид и вкус вина. Перед ним стояла полупустая тарелка — видимо ему не хотелось есть. Красивое лицо было мрачно, брови сдвинуты, губы поджаты. Рядом с отставленной тарелкой лежали перчатки для верховой езды и короткий конкурный хлыст с рукоятью в виде головы лошади. В целом он производил впечатление холеного и обласканного судьбой любимца женщин и почему-то казался очень знакомым. Антуан подошел к нему и, улыбнувшись, сказал:
— Добрый день, позволите ли составить вам компанию?
— Если вам угодно, — спокойно отозвался мужчина, оглядев его быстрым взглядом и снова отвернувшись к окну. Антуан подозвал слугу и заказал вина и холодный обед, который тут же принесли. Пока он ел, незнакомец не переменил позы и даже не шелохнулся, разве что сделал пару глотков вина.
— Куда вы направляетесь? — осведомился Антуан, когда молчание стало невыносимым.
— В Марсель, — мужчина даже не повернулся к нему.
— В таком случае нам по пути, — Антуан улыбнулся, но сделав глоток вина тут же поморщился, — Ужасная гадость, не правда ли?
— Я уже привык. Ещё недавно я был в Крыму, и там мне случалось пить что-то подобное, — ответил незнакомец, тоже слегка улыбнулся. Антуан слегка приподнял брови, усмехнувшись внутренне тому, что никогда бы не подумал, что этот изнеженный красавец побывал на войне.
— И долго вы там пробыли? — спросил он.
— Совсем мало, — незнакомец снова уставился в окно, — Меня серьезно ранили, и мне пришлось уехать, а так бы я с удовольствием умер там. Прекрасное место.
— А мне вот довелось побывать в русском плену. Пробыл там почти полгода. Но раз мы живы, значит, нам не суждено умирать сейчас, — рассмеялся Антуан и добавил, — Боже мой, я же совершенно забыл о хороших манерах!
И протягивая через стол незнакомцу руку представился:
— Маркиз Антуан де Лондор.
— Герцог Эдмон де Дюран, — ответил мужчина, пожимая протянутую ему руку. И в этот момент оба застыли, как пораженные молнией.
— Вы живы… — прошептал, наконец, Эдмон, отпуская руку Антуана и откидываясь на спинку стула.
— А у вас хватает наглости ехать к женщине, которой вы сломали жизнь, — Антуан гордо вскинул голову.
— Наглости у меня всегда было много, — спокойно ответил Эдмон.
— Так зачем вы едете туда? — Антуан подался вперед, опираясь на стол, — Чтобы посмотреть, до какой жизни её довели своим распутством?
— Нет, чтобы взять её в жены, — Дюран все ещё сохранял ледяное спокойствие. Антуан приподнял бровь, в упор глядя на собеседника.
— Мы с вами мало пересекались, герцог, но чувство юмора у вас всегда было весьма своеобразным, — наконец произнес он, делая небольшой глоток вина.
— Смею вас разочаровать: я совершенно серьезен и тверд в своих намерениях.
— Твердости ваших намерений хватит до Марселя? — с язвительной усмешкой осведомился Лондор.
— Их хватило до этого места, — Эдмон зачем-то опустил глаза на стол, словно желая обозначить конкретность места. — До Марселя осталось не так уж много миль.
— Ваша решительность заслуживает похвалы, — все тем же язвительным тоном ответил Антуан. Герцог Дюран вздохнул и, потерев переносицу, внимательно глядя на собеседника, спросил:
— Маркиз, что я сделал вам лично за все время нашего с вами весьма поверхностного знакомства, что вы меня так ненавидите? Не приди вам в голову представиться, вы бы так же спокойно беседовали со мной, ни о чем не подозревая.
— Вы подлец, Дюран. Подлец и тварь, уж простите мне мою прямоту, — маркиз де Лондор поморщился и сделал еще один глоток вина, которое, на фоне всего происходящего, уже не казалось таким горьким.
— Прощаю, — с королевской важностью кивнул Эдмон. — За эти слова можно получить вызов на дуэль, но ваше счастье, что у меня нет времени этим заниматься и что я согласен с этим определением.
— Да, я помню, — кивнул Антуан. — Подобные эпитеты всегда были предметом вашей гордости.
— Я скажу вам одну вещь, которую понял не так давно. Я мало кому её говорил, так почему бы не сказать и вам. У меня никогда не получалось понять, что только я виноват в том, что стал такой тварью, — печально усмехнулся Эдмон, — Всегда, с самого начала я привык винить общество, отца, кого угодно в том, что я стал таким, но только не себя. Теперь я понял, что я сам посадил себя в дурную почву и отверг заботливую руку садовника.
— Цветок из вас вырос красивый, но ядовитый, — усмехнулся Антуан, — А теперь у вас не хватило смелости обвинить в своих действиях ту, которую вы полюбили и вы прозрели?