Слоан корчит мне рожу. — Не говори "дурь". Это заставляет тебя звучать как представителя поколения Z.
— Я — Поколение Z.
— Фу. Это объясняет, почему ты такая антисоциальная.
— По крайней мере, я не Millennial. Вы, ребята, все нарциссы.
— Мы не такие! — возмущенно говорит она.
Когда я просто смотрю на нее, скривив губы, она снова смеется. — Ладно. Ты меня поймала.
Деклан выглядит заинтересованным поворотом разговора. — К какому поколению я отношусь?
Не подумав, я хихикаю и говорю: — Поколение Big D.
Он поднимает голову, Слоан поднимает брови, и я отступаю так быстро, как только могу. — Буква D не означает член!
Слоан растягивает слова: — Тогда что это означает, Смоллс?
Съежившись, с пылающим лицом, я поднимаю плечи до ушей и смиренно лгу: — Чувак?
— Угу. Она запрокидывает голову и смеется. — О боже. Если бы ты только знала, насколько ты права!
Деклан переводит взгляд с меня на неё. — Я потерялась.
Слоан протягивает руку и сжимает его бедро. —"D" означает папочка, милый.
Он бросает взгляд на ее руку, лежащую на его бедре, затем переводит взгляд на ее рот. Его голубые глаза становятся горящими. Его улыбка появляется медленно и горячо.
И я ухожу оттуда.
Я резко встаю, чуть не опрокидывая стакан с водой. Одергивая подол платья, я говорю: — Сейчас вернусь.
— Куда ты идешь?
— В дамскую комнату.
— Паук. Деклан щелкает пальцами. Паук вскакивает на ноги.
— Думаю, я смогу пописать сама, спасибо.
Игнорируя меня, Деклан делает жест рукой, показывая, что Паук должен следовать за мной, куда бы я ни пошла.
Зная, что у меня нет права голоса в этом вопросе, я вздыхаю и направляюсь в заднюю часть ресторана, смущенно одергивая подол и надеясь, что Паук не следует за мной слишком близко. Он, вероятно, увидит одну из моих бледных ягодиц.
Блин! Зачем я согласилась надеть это дурацкое платье?
Я врываюсь в дверь дамской комнаты и запираюсь в кабинке. Я сижу на унитазе, уперев локти в бедра и подперев подбородок руками, пока не кажется, что прошло достаточно времени, чтобы Слоан подрочила Деклану под столом. Или что там они собирались сделать.
Затем я иду к раковине помыть руки. Даже если я не писала, чистые руки — всегда хорошая идея.
Когда я выключаю воду и тянусь за бумажным полотенцем, случайно бросаю взгляд в зеркало над раковиной. Я замираю от ужаса.
Прямо за моей спиной стоит мужчина.
Он огромен.
Пугающе высокий и широкоплечий, он стоит, широко расставив ноги и свесив массивные руки по бокам. Он весь в черном, включая тяжелое шерстяное пальто с поднятым воротником, закрывающим татуированную шею.
Его волосы и борода густые и темные. В мочке уха поблескивает маленькая серебряная серьга-обруч. Под опущенными бровями его глаза поразительного бледно-зеленого оттенка.
От него исходит мощная энергия насилия и тьмы.
Это как оказаться в комнате со сверхмассивной черной дырой. Меня вот-вот сожрут, и я исчезну навечно.
Он самое красивое и самое ужасающее существо, которое я когда-либо видела.
Его пристальный взгляд в зеркале прикован к моему, и он бормочет: — Тебе не нужно продавать себя, малютка.
Его голос глубокий, насыщенный и гипнотизирующий.
Как и его запах. От него пахнет чем-то таким, кто живет и охотится в лесу.
— Ты выше этого, что бы он тебе ни говорил.
Он говорит по-английски, но я понятия не имею, что он говорит. Я не могу думать. Я не могу сосредоточиться. Все, что я могу делать, это смотреть на него, охваченная ужасом и восхищением, мое сердце бьется как сумасшедшее. Все остальное во мне застыло.
—Возьми это.
Подойдя ближе, он достает конверт из внутреннего кармана своего пальто. Это толстый коричневый прямоугольник с резинкой посередине. Он наклоняется и бесшумно ложит его на столешницу рядом с раковиной. Он смотрит в мои широко раскрытые, немигающие глаза.
— Не возвращайся к нему. Уходи сейчас. Сделай свою жизнь лучше.
Он протягивает руку и нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке. Его голос становится еще тише.
— Я могу сказать, что для тебя еще не слишком поздно. В этих прекрасных глазах все еще светится надежда.
Быстрый и бесшумный, как дым, он разворачивается и исчезает за дверью, оставляя меня ошеломленной и затаившей дыхание.
Я потная, дрожащая, дезориентированная.
Что, черт возьми, только что произошло?
Спустя несколько мгновений я собираю две последние живые клетки своего мозга и смотрю на конверт. Переворачивая его, я снимаю резинку, просовываю палец под клапан и, не веря своим глазам, смотрю на пачку хрустящих стодолларовых банкнот, которые смотрят на меня.