Острейшая боль притупляется за считанные секунды. Мой стон благодарности — рефлекторный.
Звонит мобильный телефон.
Тяжелые шаги удаляются.
Голос, который я узнаю, говорит по-английски: — Я в пределах своих прав. Не тебе задавать вопросы.
Это Малек. Похоже, он в ярости.
Снова тишина. Затем он говорит быстрыми предложениями, проглатывая слова, слетающие с языка.
— Я забрал ее в качестве расплаты за Михаила. Что я буду делать дальше, тебя не касается. Это все объяснение, которое ты получишь, Казимир. Теперь она моя. Больше не связывайся со мной.
Тяжелые шаги приближаются. Малек снова говорит, на этот раз по-русски.
Также на русском языке кто-то говорит справа от меня.
Это мужской голос. Он звучит нервно. Я чувствую, что поблизости есть другие, которые молча наблюдают, такие же нервные, как и он.
Когда Малек отвечает, я понимаю его, значит, это должно быть по-английски. Но мой мозг затуманен, как ватный тампон. Что бы ни вкачали мне в руку, это быстро затягивает меня в бессознательное состояние.
— Сделайте это, — рычит он. — Если она умрет, то умрете и вы.
Слова ускользают — выскальзывают из моего понимания, даже когда они произносятся, поднимаясь с ленивым дуновением воздуха и отражаясь эхом от потолка, пока не затихают вдали.
Волна тьмы обрушивается на меня и поглощает целиком.
Подобно приливу, тьма медленно отступает.
Пятнистый свет проникает сквозь мои закрытые веки. Я чувствую его запах где-то рядом, этот пьянящий аромат густого ночного леса. Мой пульс учащается. Ровный механический писк ускоряется, чтобы соответствовать ему. Я должно быть подключена к монитору.
— Живи, птичка, — говорит Мал мне на ухо, его голос низкий и настойчивый. —Лети обратно ко мне.
Я приоткрываю веки достаточно надолго, чтобы мельком увидеть его там, парящего надо мной, как ангел смерти, прекрасного и неземного, его светлые глаза ярко горят.
Я понимаю, что он верит, что я умру.
Он берет мою холодную руку и сжимает ее. Сильно. Он грубо командует: — Живи.
Волна тьмы накатывает, чтобы снова забрать меня.
Меня поднимают сильные руки. Боль невыносима, но я не могу закричать. Я не властна ни над одной частью своего тела, включая голосовые связки. Я обмякла, мои конечности безжизненно болтаются, как у куклы. У меня не хватает сил даже на то, чтобы открыть глаза.
Мне тоже холодно. Ужасно холодно.
Я была погребена внутри айсберга.
Затем происходит движение. Дезориентирующее движение. Я не могу сказать, какое направление — вверх или вниз. Руки, которые несли меня, исчезли. Я растянулась на удобной поверхности.
Должно быть, я лежала ровно, но не помню этого. Я также до сих пор не могу открыть глаза.
Что-то мягкое и тяжелое накрывает мое тело. Низкий гул успокаивает мои кричащие нервы. Покачивание погружает меня в транс. Меня укачивает тепло и защищенность, и хотя боль в моем теле сильна, я чувствую себя странно спокойной. Спокойная и отстраненная от самой себя, как будто я невесомо парю в воздухе в нескольких футах от нее, наблюдая.
Может быть, я уже мертва.
Я думала, загробная жизнь будет менее болезненной, чем эта.
Покачивание замедляется, затем прекращается. Я вдыхаю воздух, пахнущий снегом.
— Добрый вечер, сэр. Могу я взглянуть на ваш паспорт, пожалуйста?
Голос мужской, дружелюбный и незнакомый.
После паузы дружелюбный мужчина заговаривает снова. — Как долго вы планируете оставаться в Канаде, сэр?
— Несколько дней.
— Вы здесь по делу или для удовольствия?
— Удовольствие. Я всегда хотел увидеть Ниагарский водопад с другой стороны.
— У вас есть что заявить?
— Нет.
Наступает еще одна пауза, затем дружелюбный мужчина желает Малу счастливого пути.
Снова начинается жужжание. Покачивание снова погружает меня в транс.
Я падаю обратно во тьму.
Когда я открываю глаза на минуту сто лет спустя, я лежу на спине в незнакомой кровати.
В комнате прохладно, светло и тихо, уютное размытое пятно. Без очков я не могу разглядеть детали того, что меня окружает, но это не похоже на больницу. И пахнет не как в больнице.
В воздухе отчетливо пахнет костром и сосновыми иголками. Плотными дождевыми облаками и влажным подлеском. Густым зеленым мхом, взбирающимся по стволам древних деревьев, окутанных туманом на вершинах.
Дикой природой, где нет людей.
Это напоминает мне о походе в Мьюир-Вудс, который моя семья совершала вместе, когда я была ребенком. Собирая хворост для костра, холодные ночи проводили, укрывшись в уютных спальных мешках, небо над головой усыпано сверкающими звездами. Мы со Слоан шептались и хихикали до поздней ночи в нашей палатке после того, как наши родители уснули в своей.