Через мгновение он усмехается. — Лгунья.
Я открываю глаза и тут же жалею, что сделала это. Он не только лежит рядом со мной, он со мной под одеялом. Он обнажен выше пояса.
И его большая рука снова собственнически ложится на мой живот. Под моей футболкой, прижатая к моей обнаженной коже, его ладонь горит. Его прикосновение обжигает мне душу.
Иисус, сядь за руль. Я за рулем пьяная.
Мал вдыхает воздух рядом с моими волосами. Его голос становится хриплым. — Ты, блядь, понятия не имеешь, что со мной происходит, когда ты так дрожишь.
— Пожалуйста, перестань произносить слово на букву "F".
— Я слишком наслаждаюсь твоей реакцией на это, чтобы остановиться.
— Почему ты со мной в постели, если это не так, хм...…ты знаешь.
Он намеренно говорит мне на ухо: — Не собираюсь ли я трахнуть тебя?
Я зажмуриваю глаза. Пальцы на ногах непроизвольно поджимаются.
Его смех низкий и довольный. — Я с тобой в постели, потому что это удобно. Потому что мне нравится лежать рядом с тобой. Потому что я хочу быть здесь.
Черт возьми, от него вкусно пахнет. И он хорош на ощупь, такой теплый и сильный.
И он жесткий.
Везде.
Он нежно проводит большим пальцем по моему шраму. — У тебя сегодня сильно болит?
— Не так сильно. Больше похоже на тупую боль.
— Ты принимала свои лекарства прошлой ночью перед сном?
— Да.
— Хорошая девочка. После паузы он говорит хриплым голосом: — Ты делаешь это намеренно?
Я выпаливаю: — Я ничего не могу с собой поделать, меня трясет!
— Это больше похоже на дрожь. Дрожь по всему телу.
— Если бы ты перестал говорить таким тоном, со мной все было бы в порядке!
— Каким тоном?
— Этот сексуальный тон!
Он говорит что-то по-русски, что звучит непристойно, затем хихикает, когда моя дрожь усиливается.
Я пытаюсь встать, но он перекидывает свою ногу через мою и притягивает меня обратно к себе, переворачивая так, что мой живот прижимается к его животу. Я кладу голову ему под подбородок и прячу лицо у него на груди, пока он смеется надо мной.
Поглаживая рукой вверх и вниз по моей спине, он дает мне время успокоиться, прежде чем поцеловать в шею и снова заставить меня учащенно дышать.
Он бормочет: — Почему ты такая пугливая? Я сказал, что не собираюсь тебя трахать.
— Это твоя борода.
— Что?
— Твоя борода.
Кажется, он сбит с толку. —А что насчет её?
— Это щекотно.
За полсекунды он превращается из растерянного в обжигающе горячего бога секса, хрипло говоря: — И ты бы хотела почувствовать щекотку между бедер, не так ли?
— Нет.
— Тогда почему ты сжимаешь ноги вместе?
— Я не сжимаю.
Его смех слегка прерывистый, но чрезвычайно довольный. — О, да, ты сжимаешь их, детка.
— Я действительно ненавижу, когда ты самодовольный.
Сотрясаясь от беззвучного смеха, он прижимается губами к моему плечу, оттягивая для этого вырез моей футболки, не забывая при этом слегка водить своей бородой по моей коже. Он наклоняется, берет меня за задницу и сжимает.
Затем он издает самый чисто мужской звук, который я когда-либо слышала, — глубокий грудной стон удовольствия.
Я вспотела. Мое сердце учащенно бьется. Мои соски затвердели, а пульсация между ног становится интенсивной.
И дрожь. Можно подумать, что я лежу голая на ледяном ложе!
Он перекатывает меня на спину, обхватывает мою голову руками, заглядывает глубоко в глаза и произносит длинную и страстную речь, полностью на русском.
В конце он целует меня.
Глубоко. Жадно. Страстно.
Затем он скатывается с меня, встает и идет в ванную, захлопывая за собой дверь.
Он включает душ.
Он там надолго.
Целую неделю после этого он почти не смотрит на меня.
Каждую ночь он спит сидя в кожаном кресле в углу спальни.
Он рубит дрова топором, как будто казнит приговоренных к смертной казни членов королевской семьи.
Он отправляется на охоту в лес, исчезая на несколько часов. Он возвращается с лосем, олениной и кроликом, которых он мастерски освежевывает и разделывает, пока я наблюдаю, очарованная и испытывающая отвращение.
Он готовит нам еду, варит кофе, моет посуду, поддерживает огонь в каминах, ремонтирует протекающую раковину, моет полы, чистит свое оружие, ремонтирует доску на крыше, проводит инвентаризацию припасов, ездит в город пополнить запасы консервов и всякой всячины, убирает снег с крыльца, бреет опасной бритвой под челюстью, чинит провисший подоконник и выполняет дюжину других задач с такой абсолютной компетентностью, что у меня такое чувство, будто я получаю мастер-класс по искусству мужественности.