Я шепчу: — Я знаю. Нам не обязательно выяснять все это прямо сейчас.
Его веки закрываются. Он тяжело выдыхает. Затем он снова целует меня, на этот раз нежно.
Он отстраняется от меня, нежно целует каждую из моих грудей, затем поднимает меня на руки и несет в ванную.
Поставив меня на ноги, он проверяет, устойчиво ли я стою, прежде чем включить душ. Затем он раздевается, берет меня за руку и подводит под теплые струи.
Он моет мне лицо мылом и мочалкой. Он смывает медвежью кровь с моих волос. Он моет мое тело с такой заботой и вниманием, что кажется, будто кто-то заплатил ему за это кучу денег.
Он спохватывается, выключает воду и вытирает нас обоих одним полотенцем, затем относит меня в постель.
— Я забуду, как ходить, бормочу я, кладя голову на его сильное плечо.
— Если ты не захочешь, тебе больше никогда никуда не придется ходить.
Моя грудь расширяется. Мои внутренности становятся мягкими.
Он имеет в виду, что мне не придется идти пешком, потому что он с радостью понесет меня.
Он укладывает меня на спину в кровати, забирается рядом и натягивает на нас одеяло. Он скользит рукой под моей шеей и проводит ладонью по моему животу в том же месте, что и всегда, прямо над моим шрамом.
Затем он зарывается носом в мои влажные волосы и вдыхает.
Когда он выдыхает, это звучит так, словно десятилетия страданий прошли, как будто его только что выпустили из тюрьмы.
Мы долго лежим так, обнимая друг друга, просто дыша.
Я знаю, что запомню этот момент на всю оставшуюся жизнь.
Когда он наконец заговаривает, его голос мягкий и сонный. — Когда я впервые увидел тебя, я подумал, что ты бездомная.
Я слишком счастлива, чтобы обижаться, вместо этого я смеюсь. — Такой милый собеседник.
— Ты была такой неопрятной. Маленькая, серая и мятая, как салфетка, которую кто-то слишком долго держал в кармане.
Мои глаза расширяются. — Боже милостивый. Возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы заткнуться к чертовой матери, любовничек, или тебе больше никогда не повезет.
Он сжимает мое бедро, прижимая меня ближе. — Ты вызвала во мне желание спасти тебя. Позаботиться о тебе. Я понятия не имел, что ты переодетый дракон, как эта татуировка, спрятанная у тебя под волосами на затылке.
Я ворчливо говорю: — Продолжай говорить. Тебе нужно многое наверстать.
Его голос понижается до шепота. — Крошечный огнедышащий дракон, который может разорвать человека на куски всего несколькими словами из своих прекрасных уст.
Я размышляю над этим, не уверенная, было ли это оскорблением или комплиментом.
— Что ты подумала, когда впервые увидела меня?
— Что меня собираются показать в эпизоде Закон и порядок: подразделение по борьбе со специальными жертвами.
После короткой паузы он начинает смеяться. Это чисто мужской смех, глубокий и неподдельный.
Мне это нравится.
— Я удивлена, что ты знаешь этот сериал, учитывая твою ненависть к телевизорам.
— Я никогда не говорил, что ненавижу телевидение. Просто у меня здесь его нет.
— У тебя дома в Москве оно есть?
— Да.
— О. Почему не здесь?
Он скользит рукой от моего живота к груди, нежно обхватывая ее и проводя большим пальцем по моему соску, пока тот не затвердевает. Его голос понижается.
— Потому что это мое убежище. Я храню здесь только те вещи, без которых не могу жить.
Я закрываю глаза, поворачиваю лицо к его шее и жду, пока мое сердце не начнет биться снова, чтобы сказать: — Так ты смотришь американские криминальные сериалы, да?
— Они очень занимательные. Ваши преступники самые глупые в мире.
— Они не мои преступники.
Он берет меня за подбородок и целует в лоб. — Нет. У тебя только одни такой.
Я переворачиваюсь на бок и прижимаюсь к нему. Он крепко сжимает меня. Проходит несколько минут уютной тишины, затем я шепчу: — Меня чуть не съел медведь, Мал.
— Медведи не едят людей. Они просто рвут их на куски.
— Это здорово, — говорю я сухо. —Спасибо.
— Хочешь, я повешу его набитую голову на стену, где раньше был лось?
— Значит, я буду получать повторную травму каждый раз, когда смотрю на него? Прекрасно.
— Ты не выглядишь травмированной.
Я улыбаюсь ему в грудь. — Возможно, оргазм — это лекарство от ПТСР.
— Или, может быть, маленькая сучка-босс Кхалиси ничего не имеет против моей беспризорницы.
— Беспризорница?
— Иногда я мысленно называю тебя так. Демоническая бродяга. После паузы он спрашивает: — Это плохо?
— Позвольте мне немного поразмыслить над этим.
— Потому что я не хочу, чтобы ты обижалась.
— О, конечно. Кто обидится, если его назовут тощим бродягой из ада?