«Все, кроме тебя. Но мне нужна только ты», — добавил про себя Кедедрин.
Мучительная боль пронзила сердце Кассандры. Она закрыла глаза. В горле ее клокотали рыдания, но она подавила их прежде, чем они вырвались бы наружу. В ее душе бушевала нестерпимая ярость. И вдруг произошло чудо. Кассандра словно онемела. Боль куда-то ушла. Гнев и унижение исчезли, как только что пронесшийся порыв ветра. В душе стало пусто. Она больше ничего не чувствовала.
— Она виновна, — гласил приговор епископа.
В церкви поднялся невообразимый шум и свист. Некоторые из замка, знавшие Кассандру, в ужасе отвернулись от нее, другие выкрикивали непристойности, стуча по скамьям.
Открыв глаза, Кассандра кивнула и, повернувшись, зашагала к выходу, за ней — Кедедрин, епископ, Дэвид Маккеферти и Роберт.
Вслед девушке посыпался град тухлых объедков, и Кедедрин отскочил назад, многозначительно посмотрев на Роберта.
— Не отходи от нее, — приказал он дворецкому, — смотри в оба.
Роберт кивнул. С отсутствующим видом Кассандра мельком взглянула на него.
Кедедрин хотел дотянуться до нее, сказать, что все будет хорошо. Ему хотелось оградить ее от сыплющегося на нее мусора, сказать, как он любит ее.
Выйдя из церкви, епископ поднял руку, призывая к тишине.
— К утру разожгите костер. Как только солнце взойдет над горизонтом, мы предадим ведьму огню.
Разъяренная толпа была возмущена отсрочкой казни до следующего утра, но епископ, невзирая на протест, приказал Роберту увести Кассандру и кивнул Кедедрину.
Кедедрин в ответ сделал легкий кивок в сторону епископа. В его распоряжении была всего одна ночь, чтобы доказать невиновность любимой.
Глава 25
После того как Кассандру снова увели в темницу и на ночном небе взошла луна, в главном зале Эбердурского замка раздался легкий стук в дверь для прислуги.
— Войдите, — сказал Кедедрин, открывая дверь епископу, бесшумно проскользнувшему в зал.
— Надеюсь, у тебя были веские причины просить меня войти сюда через кухню, — сказал епископ.
— Да, я хотел, чтобы вы остались незамеченным и понаблюдали за всем происходящим. Пожалуйста, встаньте за ширмой и слушайте во все уши, что будет сказано в этих стенах.
Епископ помедлил.
— Я услышу то, что услышу, а не то, что вы хотите, чтобы я услышал, и не скажу того, что вы хотите услышать от меня. Я подчиняюсь только одному Господу Богу. Ваше положение и титул ничего не значат для меня.
Кедедрин улыбнулся.
— У нас одна цель, Ваше Преосвященство — только правосудие. Пожалуйста, пройдите сюда, — сказал Кедедрин, указывая ему на ширму.
Когда епископ зашел за ограждение, в дверь постучали.
Сделав глубокий вдох, Кедедрин открыл дверь гостям, которых давно ждал.
— Приветствую вас, леди Моргана, лорд Маккеферти, лорд Кертис, леди Корина. Спасибо, что пришли. Нам приготовили праздничный ужин. Прошу вас за стол. Мы должны отпраздновать нашу победу.
Леди Моргана медленной походкой величественно вошла в зал с торжествующей улыбкой на лице.
— Праздничный ужин? — переспросила она. — Полагаю, вы собираетесь сделать официальное предложение моей дочери? Должна сразу сказать вам, Кедедрин, что лорд Фергюс уже дал свое благословение на этот брак. Все нужные бумаги при мне.
— Вначале я хотел бы задать вам один вопрос, леди Моргана, — сказал Кедедрин, — и прошу ответить на него со всей искренностью.
— Разумеется, — улыбнулась Моргана. — Я всегда была искренней с вами.
— Я не совсем верю в это, но прошу в этот раз честно ответить на мой вопрос. Если вы скажете мне чистую правду, я сделаю все, что вы хотите. Я женюсь на вашей дочери и дам ей свое имя и состояние.
Моргана нерешительно взглянула на Кедедрина.
— Что вы хотите узнать? — осторожно спросила она.
— Кто убил моего отца? — спросил Кедедрин.
— Почему вы меня спрашиваете об этом? Конечно, Кассандра! Епископ только что вынес ей обвинительный приговор!
— Я требую правды! Если вы не скажете правды, я не женюсь на Корине.
Моргана перевела дух:
— Вам придется жениться на Корине! Вы должны!
Кертис сделал шаг вперед:
— Кедедрин…
Кенмур посмотрел на друга:
— Ты хочешь, чтобы я женился на женщине, которую ты любишь?
Оба многозначительно переглянулись. После десяти лет, проведенных в сражениях, они знали друг друга лучше, чем кровные братья.