А затем услышала смех и гомон.
Я узнала голоса братьев.
Мне было страшно и одиноко, и в тот момент я была рада любой компании. Даже их.
Я толкнула двери столовой - и замерла.
На массивном дубовом обеденном столе - отец любил старинную тяжёлую мебель, - стояли бутылки, рюмки и бокалы, а в самом центре, словно главное блюдо, лежала Молли. Красивая, бледная и раздетая. Длинные чёрные волосы стекали через край стола, во рту был кляп, руки подняты над головой, их крепко держал остроносый ехидный Зак. Рик, рыжие близнецы Джо и Джек, Нолан, Тони и все остальные собрались вокруг, взбудораженные, раскрасневшиеся, переговаривались между собой и смеялись.
Над Молли нависал Кайл.
- Дражайшая мачеха! - услышала я его насмешливый голос. - Наконец-то мы узнаем, чем же ты так зацепила нашего папашу!
Когда в далёком детстве Рик разбил мой аквариум, мне навсегда врезалось в память, как золотые рыбки бились на полу, задыхаясь без воды.
Сейчас такой же рыбкой билась на столе Молли.
Она заметила меня, голубые глаза вспыхнули безумной надеждой. "Помоги!" - отчётливо поняла я её невыговоренную просьбу.
Тогда, в детстве, я не успела спасти рыбок; пока я бегала за водой на кухню, они умерли.
Я знала, что сейчас точно так же я не смогу спасти Молли.
Зато меня заметил Кайл. Он оторвался от вдовы отца, поднялся и медленно пошёл ко мне - высокий, тёмный, красивый.
Страшный.
Вылитый отец.
От его мягкого голоса у меня по всему телу пошли мурашки
- Эли, что ты здесь делаешь?
- Я не могла уснуть, - тихо пропищала я, избегая смотреть на Молли и на собравшихся вокруг неё братьев, в глазах которых горел какой-то странный, пугающий меня огонь.
- Иди к себе в спальню, Эли, - твёрдо приказал Кайл. - Эрик, проводи её! - распорядился он.
Эрик единственный не стоял у стола с Молли, а сидел за стойкой бара, повернувшись ко всем спиной, и пил. Он поднялся и, заметно пошатываясь, подошёл ко мне. Взял за руку, потянул. Доведя меня до моей комнаты, отпустил и уставился на меня стеклянными пьяными глазами.
- Ты поняла, что там происходит? - спросил он, мотнув головой на оставшуюся далеко позади столовую.
- Нет, - соврала я.
- Это хорошо, - пробормотал он и пошёл прочь.
Я захлопнула дверь, зачем-то закрыла её на замок и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной. Во рту было сухо, в ушах звенело. Католическая школа-интернат, обещавшая моему отцу лучшее образование в стране для девочек, уроков по секс-образованию не вела. Уроки анатомии тоже мало что мне объяснили. Зато объяснили одноклассницы. Объяснили достаточно доходчиво для того, чтобы я догадывалась, что сейчас происходит в столовой.
Я лежала в кровати, и у меня в ушах звучали стоны Молли. Я знала, что не могу их слышать, столовая была на другом этаже, на противоположном конце дома, за десятком тяжёлых дверей. И всё же я их слышала.
Рано утром за мной приехал лимузин, мне было пора возвращаться в интернат.
На уроках я почти ничего не слышала, не понимала объяснений учителей, не могла сосредоточиться. Стоило на миг прикрыть глаза, и я сразу видела тёмные волосы Молли, стекающие через край стола, и горящие глаза братьев.
Когда в середине мая директриса снова вызвала меня к себе, я решила, что она собирается поговорить со мной о моей успеваемости.
Я никак не ожидала, что миссис Шмидт сообщит мне, что я исключена из школы, потому что платёж за моё обучение за последнюю четверть так и не пришёл...
Дом встретил меня жёлтой полицейской лентой с надписью "НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ", запечатывающей дверь.
Идти мне было некуда; убедившись, что меня никто не видит, я открыла замок и проскользнула внутрь. Дом встретил меня пылью на дорогой массивной мебели и слабым запахом запустения.
У меня в сотовом были забиты номера всех братьев, но, кажется, за всю свою жизнь я им ещё ни разу не звонила. А в тот день я набирала их номера, один за другим, все одиннадцать. И одиннадцать раз слышала, что оператор находится вне зоны действия сети.
Той ночью мне было ещё страшнее, чем в ночь после похорон отца. И когда снизу раздался звон разбитого стекла, я подумала, что умру от страха. И всё же я вышла на лестницу и взглянула вниз.
И вскрикнула. Через прозрачный купол на крыше в дом лился поток серебристого света от безумной круглой луны и отчётливо вырисовывал стаю рослых псов, кружившую в холле.
Один, самый крупный, вероятно, вожак, увидев меня, запрокинул голову и завыл. К нему присоединились остальные.