Люк наклонился ко мне, схватил за волосы.
- Ну, говори же! - приказал он. - Я знаю, что ты не немая! Хватит притворяться! Где твои братья? Что вы задумали? Что, чёрт возьми, это такое? - ткнул он пальцем в попоны из ясенца на моих коленях. - Говори!
Я хотела - о, как я хотела говорить!
В голосе Люка, в его взгляде было столько ярости, что я почти не сомневалась - ещё мгновение, и он меня ударит.
Внезапно тёмная тень метнулась откуда-то сбоку - и Люк упал на землю под тяжестью волка, вцепившегося ему в горло.
"Нет!" - хотела закричать я.
Но не могла.
Я торопливо расстегнула ремни инвалидного кресла - и принялась накидывать попоны на волков. Последнюю, чуть коротковатую - на неё совсем немного не хватило ясенца - накинула на Эрика и, не дожидаясь чуда, обещанного святым Бенедиктом, бросилась к Люку. Тот лежал на траве, из разорванного горла слабыми толчками вытекала кровь.
Я прижимала пальцы к рваной ране - и знала, как знала тогда, с золотыми рыбками, как знала тогда, с Молли, что я не смогу его спасти. Я хотела столько всего ему сказать! Или хотя бы успеть сказать самое важное... Но ко мне ещё не вернулся голос...
Обещанное святым Бенедиктом чудо совсем не походило на мгновенное превращение, которое настигало моих братьев в ночи полнолуния. Это чудо было уродливым и мучительным - братья упали на траву, их мохнатые тела вздымались и опадали, сгибались, трещали и, казалось, ломались, и это длилось бесконечно долго.
Люк замер под моими руками, и вместе с ним во мне тоже что-то умерло.
И что-то родилось.
Я вынула пистолет из кобуры на поясе Люка и стала ждать, когда вместо корчащихся волков на земле появятся люди. Волки могли убежать от пули. Люди - нет.
Когда превращение закончилось, я подняла пистолет, отчаянно надеясь, что в магазине хватит пуль на то, что я собиралась сделать - и навела его на братьев.
Я выстрелила десять раз - и остановилась.
Эрик стоял передо мной и молча смотрел на меня, сжимая и разжимая ладони. Вместо ногтей у него на пальцах остались волчьи когти - его попона была коротковатой, превращение вышло неполным.
- Прости, - прошептал он.
- Не прощу, - сказала я.
Но не выстрелила.
* * *
Большие деньги и умелые адвокаты творят чудеса - подозрительное дело с убийствами во дворе психиатрической лечебницы замяли; по официальной версии братья Вёлчер были застрелены, оказав вооружённое сопротивление при аресте. Во время операции захвата преступников героически погиб старший детектив полиции офицер Диас.
Несмотря на то, что до совершеннолетия мне оставалось ещё два месяца, адвокаты отца уладили все формальности, и состояние Вёлчер перешло ко мне.
Я продала отцовский дом и купила новый - с большими окнами, светлыми стенами и лёгкой современной мебелью - полная противоположность дому, в котором я выросла.
Я так и не нашла родную мать Дженни и поэтому оформила документы по опекунству на себя. Осталась последняя формальность - дождаться моего совершеннолетия, и девочка будет жить со мной.
Эрик сидит в тюрьме; его участие в совершённых братьями преступлениях было минимальным, он проявил искреннее раскаяние и содействие следствию и получил всего восемь лет. Он регулярно пишет мне письма, но я удаляю их не читая.
Со мной всё в порядке, только я боюсь засыпать по ночам, потому что мне снятся страшные сны. Мне снятся похороны отца, стекающие через край стола чёрные волосы Молли, руки святого Бенедикта на плечах мальчика со стеклянным взглядом, липкие глаза Маршала, волки под окнами квартиры и кровь, льющая из разорванного горла Люка.
Я просыпаюсь от собственного крика, я задыхаюсь и дрожу в холодном поту. Нашариваю в темноте пластинку прописанного мне доктором снотворного - и принимаю двойную дозу, чтобы впасть в сон без сновидений.
Но иногда мне снится сон, после которого я никогда не хочу просыпаться. Мне снится Люк и тесная квартирка в китайском квартале, мне снится подросшая Дженни и наш маленький сын. В этом сне я точно знаю, что мы с Люком будем жить долго и счастливо и умрём в один день.
И я так до сих и не поняла, какой из этих снов страшнее...