Если б можно было перемотать назад, я бы ни за что с ней так не поступил. Больно ей сделал. Толкнул теми же самыми руками, что и обнимал. А когда-то собственноручно ей каждый синяк мазью лечил. Дул на больное место. Доверяла она мне себя.
Это кажется сном.
Я уже не тот. Даже любовь моя к ней изменилась. Дошла до своего Зенита и я готов показать насколько она неубиваема.
Люблю тебя…
И тут Улька всё осознаёт. Кто я, что я и зачем. Меняется в лице.
Её взгляд раздирает все болевые точки, пробирает лютой стужей до костей. Но я не двигаюсь с места.
В жилах стынет кровь.
В меня словно выстрелили. Я чувствую запах пороха и горечь во рту. Все голоса вокруг звучат, как за толстым стеклом. Сердце стучит быстро и коротко. Рёбра сдавливает невидимый обруч, а душу размётывает дикое, нечеловеческое, безотчётное впечатление.
Нет-нет-нет! Это же не может быть правдой?.. Он не имеет право!
Его взгляд вонзается, проникает под кожу, под подкорку, исследует.
И меня попросту колошматит. Нервы оголяются до боли, с трудом сохраняю «лицо». Прошивает насквозь. Губы не слушаются. Что я пытаюсь сделать – дышать или говорить? Заторможенно с шоком справляюсь.
Я не рассчитывала, что это произойдёт вот так… страх гулял в голове, что он найдёт нас в том городе, но годы шли, а его всё не было. И я поуспокоилась.
Не хочу ввязываться в это снова и посеять хаос в своей размеренной жизни! Не хочу той боли, что частенько пытается выбраться из-под замка. Нет! Я не лягу снова на этот жертвенный алтарь!
Изолируйте меня от этого человека! Да, меня! Закройте где-нибудь, приварите несколько железяк снаружи, чтобы никто не пробрался ко мне и не трогал!
– Громов! – обжигает ухо яростный голос брата. – Ты ещё посмел заявиться сюда!? Хватает наглости??
– Костя. – выставляет руку Кирилл, мешая ему кинуться на Феликса. – Оставь его. Людей полно вокруг. Злата смотрит…
Громов молчит, позволяя другим рычать на него и выражать вражду. Ничего не говорит, не просит, не заявляет о своём. Просто стоит и смотрит.
Но я не вижу… не вижу за очками его взгляд!
Не знаю что за ними прячется, но ощущаю, будто по коже жгучими розгами бьют. Нестерпимо. Словно обгладывают. Понимаю одно – по незаметному наклону головы мой бывший муж опускает взгляд вниз. Туда, где стоит маленькая девочка в чёрном платье и во все глаза смотрит на незнакомца, даже не подозревая, что он тот самый папа, который есть у других, но не у неё…
Грудь выламывает, когда я вижу их необычайное сходство не по памяти, а вживую. Моя златовласка вылитая Громова…
Нет! Она моя, Феликс! Моя!
Костя реагирует правильно, скашивает взгляд на любимую племянницу, борется со своим нравом ради неё. Не хочет пугать.
Кирилл напрягается не меньше. Опускается на корточки перед Златкой, поворачивает к себе, натянуто улыбается и поднимает её на руки. Второй рукой находит мою и тянет за собой:
– Уляш…
А я всё стою. Приросла к месту.
Феликс…
Не моргая, выцепляю из его образа все мелочи. Стиснутые плотно губы, выпирающие костяшки на сжатых кулаках, наморщенный лоб, вздутые вены на шее, проступающие через ткань одежды мышцы.
Громов пришёл не с миром. Столбняк у него временный, в любой момент начнёт наступать.
– Уля! – поддерживает друга Костя, в голосе слышатся редкие властные ноты. – Быстро очнулась и пошла! – за платье дёргает, повинуюсь, с выдохом отворачиваюсь. Но только нога зависает над землёй, чтобы сделать шаг, как откуда ни возьмись выплывает Инга, гражданская жена моего отца:
– Феликс, дорогой! Как хорошо, что ты пришёл попрощаться с Денисом!! Он бы это очень оценил!
Замираю, снова возвращая внимание к Громову. Испытываю какое-то противоречивое разочарование, когда не слышу его голос. Он только слабо кивает Инге.
– Надеюсь, ты присоединишься к нам на поминках? – наигранно шмыгает носом и прикладывает белый платочек к сухим глазам. Строит из себя несчастную вдову. Хоть бы постыдилась, намарафетилась, как на подиум. Свой блонд начесала, ногти розовые, как у девочки, хотя в сорокет-то должна уже соображать, что на похоронах так непригоже выглядеть.
– Нет, не присоединится! – неосознанно пережимает мне кожу на руке Костя. – Громов уже уходит! Займись другими делами, Инга!
И снова эта молчанка. Феликс что, язык проглотил? Да и я стою сжатой пружиной. Ни нашим, ни вашим. Ни одной трезвой мысли.
Улавливаю непонимающий взгляд Кирилла на себе… взгляд брата, Инги… да всех! Никто даже близко не знает нашу с Феликсом подноготную. Я не говорила правду. Никто из них не представляет, как мучительно я сейчас умираю. Они ждут реакцию, а её нет.