– Я, Кеша, брать ее в дом не буду, у меня у самого… забавная какая… а так? а что такая толстая? Смотри, какое пузо, ела недавно, понятно, не болеет? смотри-ка… сосильда какая… какой хоть породы мама была?.. не слышал про такую… Глаза красивые…
И все. Теперь собака-девушка сидит на крыльце с выражением лица «кхалиси едет в Вестерос». Очень одухотворенное лицо.
Савелий приткнулся у ней под боком. Улыбается, старый пень. Он беспринципный такой, оказывается. Плюс побаивается молодую подругу.
Подруга
Познакомился с собакой.
Притащил новую подругу бесконечно любезный ко всем извращениям мира Савелий Парменыч. Подруга такой степени беспородности, что и дворнягой назвать сложно. Основной акцент природа сделала на бакенбарды и изящную выгнутость лап. Плюс лысинка.
Полудворняжка – вот идеальное обозначение чуда, подманенного льстивыми обещаниями Савелия.
Савелий сразу начал лаять, что, мол, видите, видите, каков я? оцените-ка немедля любезника, столь милаго! а? а?! да! что-с?! именно! она прекрасна! никогда прежде! нет! прелестна! столько свежести! взор! нет! не сразу! пароль муа контре ле пти шанс! главное, говорю, свежа, что тебе… а?! невиданное наслаждение с первых минут! да! деван лез анфан, но такое! такое! котлету бы, что ли, ей дать? не знаю пока… не избалуем жратвой-то, что скажешь?! жратвы немного совсем осталось, да? да?! а?! ну, говори! не рви мне душу, милай!..
Сосильда в отъезде – Савелий распушился до непристойности. Походка изменилась, посадка головы – барон-изгнанник.
– Тебя как зовут, подруга? – спрашиваю. – Согласна хоть?
Савелий отбежал даже.
Подруга жестами выразила все, что хочет. Артистичная.
Вынес еды.
Савелий первым кинулся, он мужчина от и до. Корифей-премьер.
Отогнал. Дама подзакусила. Савелий метался вдоль забора, все причитал, что притащат в дом не пойми кого, корыстных таких и неприятных, и рвут в клочья его сердце изболевшееся, сволочи вы! она же лысая вон! лы-са-я!
Потом артистичная подруга передо мной поплясала немного. Потенциал огромен у нее.
Мешок
Больше всего на свете Савелий Парменыч боится страшного Мешка Для Захоронений.
Я этим пользуюсь, кстати.
– Полезай, – говорю, – в мешок для захоронений, старый ты аферист! Настала пора!
И помогает. Савелий Парменыч впадает в раскаяние. Он у меня все делает истово: ест, спит, ругается, ворует, подлизывается и кается.
Ведь ни разу в мешке не был, ни разу не испытал на себе (не так, как я, например) побои и сцены прощания. А фантазия, видимо, рисует пальцем в его слабеющем на глазах мозге картины печальные и впечатляющие.
У Савелия и девушки-собаки Сосильды есть Некий Газон, который каждый из них считает своим ковром и каждый требует на СЕМ КОВРЕ НЕУКОСНИТЕЛЬНОГО, НАИПАЧЕ СТРОЖАЙШЕГО ПОВИНОВЕНИЯ, А БАЛОВАНИЮ КАКОМУ В ЗАПРЕТ. И КАТОРГА.
Стоит Сосильде по-девичьи стеснительно приволочь кость на СЕЙ КОВЕР и начать кость эту с треском ласкать зубами, откуда-то из-за угла несется мой старый боевой друг, закидывая задние лапы коротенькие за огроменные уши в стремительном прыжке:
«Вы тут эта штэо?! А-а-а!!! Бесчинство! Бесчинство!!! Срам-то какой, господи боже мой! В эдаком святом для всех месте! Бесстыжая! Да! Крыса ты вонючая, вот что я тебе скажу, подлая ты девка! Пара-азитка! Это ведь ГРЕХ!»
Девушка Сосильда иногда валит Парменыча нежной грудью, а иногда давит сверху своим жарким телом. Старик охает, но не сдается. На днях ухватил-таки вонючую крысу крепкими еще зубами и попробовал произвести бросок. Отбежал взмятый, но не успокоенный. Орал минут десять еще, спрашивал, воя и кашляя, отчего так? куда уходит детство, мол? в какие города, спрашиваю?! и почему это детство тут это все? тут вот?! и лыбится еще, крыса такая! я те говорю, тебе!..
Если Сосильда видит, что Парменыч беззаботно лежит на ГАЗОНЕ и греется, растопырившись, то девушка хватает старика за шкирняк и волочит прочь. А ветеран упирается и сипит, что заслужил.
Вой, крики, кашель и снова крики.
Иногда мне это все надоедает, и я выхожу из дома. Прямо как спал – в черкеске, с пятью Георгиями на груди.
– Станичники! – это я так говорю в шутку, понятно, что станичник тут один – и он попугай на втором этаже. – Стоять всем! И сначала цыц! А затем цыц навсегда! Я в думе крепкой! Гадаю, стало быть, кого из вас на шапку, а кого куды еще… Матушке-государыне про вас отпишу – пусть разрешает!