Каролек не успел отреагировать на «ого-го», потому что в комнату вернулся Януш. Он с порога замахал очередным листком бумаги.
– Вот сюрприз так сюрприз, – ядовито сообщил он. – Заказчик пишет, что желает строить из панелей. У него появилась возможность слямзить отходы с домостроительного комбината, и мне нужно приспособить проект под панели. Я еще не отказался – хочу обставить бойкот с помпой, с размахом. Что скажете?
– Давайте все в одну кучу не валить, а то запутаемся, – осадил его Каролек. – Сдается мне, что-то не так мы нарешали, из мухи слона делаем…
– Ой, нет! – предостерегающе перебил его Лесь, качая головой. – Ой, нет! Ой, нет!
– Ой, да! – ядовито прошипела Барбара со своего места.
– Ничего не понимаю, – озадаченно произнес Януш, – вконец запутался. Докладывай, Каролек, ты чего разузнал?
– Что-то приблизительное, – признался Каролек, поворачиваясь вместе с креслом лицом к коллегам. – И с такими усилиями раздобыл!… Не поверите, насколько же эти специалисты ничего сами не знают!
– Но хоть что-нибудь они тебе разъяснили?
– Ну да. Погодите, только бы не перепутать…
Он вытащил из кармана блокнот и нашел нужную страничку.
– Летучие фракции еще хуже, чем шлак, – возвестил он.
– Какие еще летучие фракции?
– Ну, это… доменная пыль. Это называется летучие фракции. Ее спекают в большие шлакоблоки, потом крошат и использует в качестве заполнителя. Эта дрянь выделяет больше излучения, чем шлаки. Относительно шлаков… Картина такая… Минутку. А, вот оно! В природе существует излучение как таковое, понимаете, космическое, из почвы и всякое другое…
– Из какой почвы?
– О Господи, не знаю какой, всякой. В земле находятся радиоактивные элементы, и от них идет излучение. Короче говоря, в природе человек подвергается излучению и в течение тридцати лет получает три и семь десятых единицы…
– Каких единиц?
– А тебе не один черт? Каких-то там единиц. А от проживания в шлакобетоне, тоже в течение тридцати лет, – от двух с половиной до трех и шести десятых. Считай – еще столько же. От пыли он получает на одну четвертую больше. Только всего и выдоил из специалистов.
– И что дальше?
– А что должно быть дальше?
– Ну как это что! Как это действует? Сразу кондрашка хватит или через тридцать лет?
– Похоже, никто понятия не имеет. Сказали: по-разному. Однако те, кого тридцать лет спустя обследовали, все еще относились к живым…
– И хорошо себя чувствовали?
– О том, что плохо, не говорилось. Кстати! А как коровы? Ты проведал коров в своем хлеву? Ты там был?
Януш, который сидел лицом к своему кульману и спиной к Каролеку, вздохнул и повернул стул боком.
– Был, как не быть…
– И что? Как там эти буренки растут?
– Как буренки, не знаю. Но шампиньоны – просто замечательно.
– Как это – шампиньоны?
– А так. Коров в этом хлеву не наблюдается и никогда не наблюдалось. Можно сказать, коровья нога туда не ступала. Проект заказал производственный кооператив, который распался как раз к моменту окончания строительства. Имущество разделили, хлев достался одному шустрому типу, и того озарило, что шампиньоны – куда более прибыльная вещь.
– Побойся Бога, коровник на четыреста коров!… – с ужасом воскликнул Каролек.
– Плюс все, что положено. Конвейеры для подачи корма, автоматические мойки, родильные боксы, как в правительственной клинике… Как оказалось, шампиньонам все это барахло не помеха. Они уже принесли шустрому типу виллу и две машины, из них одна – белый «мерседес». У меня там просто язык отнялся, а он, владелец этот, мне все объяснял. На кой ему коровы и свиньи? Для него, дескать, не проблема быстренько за молоком и мясом в город смотаться, у него блат тем более – управляющий магазином «Деликатесы». А шампиньон есть не просит. В доказательство ссылался на одно соседнее хозяйство, где сено сгнило, потому что его никто не ворошил…
– И что это должно доказывать?
– Что двужильным надо быть, чтобы в коровнике работать. Никто, мол, просто не справляется. Он всю деревню заодно охаял: у соседа, говорит, поросята насмерть замерзли, потому что растил их в амбаре, а в амбаре по определению сквозняки должны гулять. Там, понимаешь, когда кооператив распался, каждый что-нибудь урвал от общего пирога, ему вот хлев достался, а другому одни амбары. Так этот сосед свое хозяйство уже продал, а покупатель тоже особенно утруждать себя не станет. Он овец собирается разводить.
– А овчарня?
– Один амбар под нее перестраивает. Это у поросят шубы нет, а овца в дубленке. Выдержит.
– У тебя весьма поучительная экскурсия получилась, – заметил Каролек, придя в себя от лавины сведений. – И это портрет обычной деревни?
– Понятия не имею. В деревне сто лет не был. Одним словом, насчет воздействия шлакобетона на коровий организм я знаю столько же, сколько и раньше. Добро, хоть у тебя какие-то результаты.
– Мои результаты говорят: в пятницу мы крепко переборщили. Двойная доза против фоновой, природной – это не может быть настолько вредно. Как хотите, я себя убийцей не чувствую.
– В таком случае и я не чувствую. Зато начинаю чувствовать себя жертвой…
– Нет-нет, панове, – вмешался зловещим голосом Лесь. – Не шарахайтесь из стороны в сторону. Нельзя смотреть на это сквозь розовые очки. Нельзя, нельзя.
Януш и Каролек немедленно заинтересовались. Лесь оторвал взгляд от приколотого к кульману чертежа и оглядел всех загадочным взором.
– Панели панелями, – заявил он, – шлаки шлаками. А больше всего вреден полихлорвинил.
– А ты почем знаешь?
– Сантехник сказал!
– Какой такой сантехник?
– Обыкновенный. У меня раковина протекала, он в субботу приходил уплотнитель ставить. Мы и поболтали на разные темы. Сантехник говорит, что убийственнее всего полихлорвинил. Потому что канцерогенный.
– Ну, сказать-то что угодно можно, – рассердился Януш. – Он тебе это доказал? Ты проверил?
– Проверил. Позвонил своей двоюродной невестке…
– А это что за такое – двоюродная невестка? – поинтересовался Каролек.
– Двоюродная сестра моей жены. Она занимается чем-то там насчет питания. Не знаю точно, но диссертацию она из этого слепила. Так вот, хомяки…