— Увидимся через год. Я разрешаю тебе ухаживать за леди Клементиной и сопровождать ее куда угодно во время моего отсутствия!
Сэр Чарльз Липтон-Лайенз почувствовал, что глаза ему жгут слезы, когда он смотрел, как граф Сандхэрстский развернул своего Тора и медленно поехал прочь, прокладывая себе путь между экипажами и лошадьми, заполнявшими Роу. Остановившись на углу, недалеко от Альберт-Гейт, Джеф оглянулся и приподнял шляпу; его золотистые волосы сверкнули на солнце.
Охваченный внезапным, горьковато-сладостным сожалением, Чарльз приложил ладонь ко рту и крикнул:
—Счастливого пути, Джеф! Пиши, не забывай!
Глава вторая
Ранчо «Саншайн», окрестности Коди, Вайоминг
Апрель 1902 года
Лежа под толстыми, ворсистыми одеялами в своей новой постели, Шелби пошевелилась, потом вытянулась и с удовольствием подумала о том чудесном дне, который еще только начинался. Понемногу рассветало; льдисто-голубой, сизоватый свет просачивался в темное ночное небо за окном. Еще несколько минут — и она спрыгнет с постели, разведет огонь, разгоняя предутреннюю знобкую свежесть, оденется и возьмется за приготовление аппетитного завтрака для себя и для шестерых мужчин.
Всякий раз расцветающее новое утро несло с собой радость.
Шелби обычно оттягивала, как могла, ту минуту, когда должна будет засесть за бухгалтерские книги и ведомости, ворохом громоздившиеся на ее письменном столе, предпочитая скакать верхом с Тайтесом, Беном и четырьмя их юными помощниками — Джимми, Маршем, Кэйлом и Лусиусом. В мае они устроят первый большой загон для клеймения быков, коров и телят, но сейчас у них пока еще целая куча других дел. Нужно закончить ограждения, пригнать лошадей, отбившихся от табуна коров и телят с горных пастбищ и спасти других — тех, что в поисках воды, которой им не хватало всю зиму, забрели в предательские ямы, полные жидкой грязи.
Шелби была не настолько сильной, чтобы выполнять тяжелую мужскую работу, но ей нравилось отыскивать потерявшихся лошадей, и дел ей хватало. В оставшееся время она устраивала веселое представление, притворяясь одним из мальчишек-ковбоев, а они баловали ее, потакая ей во всем. На самом деле Шелби просто обожала скакать верхом по просторам Вайоминга, окунаясь в блеск его упоительной весны. Красота его пейзажей ошеломляла, они были даже прекраснее, чем ее любимые Черные горы, хотя она ни за что не призналась бы в этом вслух. Ранчо «Саншайн» находилось в долине, тянувшейся вдоль южного притока реки Шошони. За домом вздымались в небо снежные вершины гор, а всего лишь в нескольких милях от них раскинулся великолепный Йеллоустонский национальный парк.
Перевернувшись на спину, Шелби на мгновение закрывала глаза, вспоминая тот день, когда они с дядей Беном приехали на железнодорожную станцию. Она находилась в полутора милях от Коди, так что путешественникам нужно было перебраться через реку, чтобы попасть в этот маленький разношерстный городок. Все было совсем не так, как Шелби себе представляла.
Верный старый Тайтес Пим ждал их с повозкой, и они заторопились сделать все необходимое в Коди. Погрузили провизию, и Бен договорился с хозяином лавчонки, что тот возьмет к себе на хранение вещи Шелби, привезенные ею из Дэдвуда и, по мнению Бена, совершенно ненужные. Когда она попыталась возразить, хозяин предложил погрузить все ее сундуки и корзинки в фургон и переправить их на ранчо за разумное вознаграждение. Шелби, не слушая возражений дяди, тотчас же согласилась, понимая, что Бену понадобится не меньше недели, чтобы перевезти все ее пожитки своими силами.
Шелби хотелось как следует осмотреть Коди, но Тайтес объяснил, что скоро стемнеет, а по местным дорогам лошадям, да еще с повозкой, и днем-то нелегко проехать. Глядя по сторонам, когда они потихоньку выбирались из города, Шелби ощущала растущее беспокойство. Какой романтикой был овеян Коди в описаниях Баффэло Билла! Это открытое всем ветрам поселение, раскинувшееся на поросшем полынью клочке земли, было совсем не то, что она ожидала. Домики были в основном дощатые, наспех сколоченные, улочки грязные, занесенные перекати-полем, а молчаливые пастухи-ковбои и старухи-индианки, закутанные в свои одеяла, останавливались около покосившихся лачуг, чтобы посмотреть на нее. Хотя Шелби была одета в немаркую темную юбку, белую английскую блузку с высоким кружевным воротником и жакет, она сознавала, что выглядит необычно и обращает на себя внимание. Она бы рада была укрыть свои буйные темно-рыжие кудри под широкополой стетсоновской шляпой, свои досадные округлости — под мешковатыми, просторными рубашками и ковбойскими штанами, лишь бы эти люди перестали глазеть на нее. Костюм, в который она вырядилась дома, чтобы напугать мать, может быть, и был шуткой, но она от всей души надеялась, что сумеет сбросить с себя хотя бы часть наложенных на женщин запретов, как только приедет на ранчо. Она могла бы даже полюбить этот неприглядный город, если бы взамен получила хоть немножко свободы.
Дорога, по которой они ехали на юг, была едва различима. Она то появлялась, то исчезала, почти везде проходя вдоль русла реки Шошони, которую, как дядя Бен сообщил Шелби, до недавнего времени называли «Зловонной рекой».
— В воде ее полно серы, — добавил он.
Несмотря на беспрерывную качку, из-за которой ее не раз чуть не выбрасывало из повозки, и на саднящую боль ее натертого под юбкой тела, Шелби нашла, что панорама, которая разворачивалась перед ее восхищенным взглядом, могла с лихвой вознаградить ее за все эти неудобства. Вдали появлялись усадьбы и деревенские домики — крохотные точки, окруженные игрушечными деревьями, казавшиеся еще меньше на фоне далеких гор, чьи пики, устремляясь вверх, точно врастали в небо.