На что там глядеть, Чарльз не слишком понимал. Этот снимок… пожалуй, именно он и убедил его, что надо ехать, что сколь бы ни велика была любовь Августы к этому проходимцу, но ей, такой хрупкой и утонченной, совсем не место на Диких землях.
Что…
Бледная девушка на снимке, если и напоминала Августу, то лишь чертами лица. Она и прежде не отличавшаяся полнотой, похудела вовсе уж до призрачной бледности. И строгие черные одеяния, – Августа прежде в жизни не надела бы чего-то подобного – лишь подчеркивали и худобу, и общую болезненность облика. Но главное даже не это, в конце концов, Августа никогда-то не любила путешествовать. Главное, что она больше не улыбалась.
Совсем.
А выражение лица… разве возможно это странное виноватое, совершенно несчастное выражение лица? Мужчина же, стоявший за спиной Августы, положивший руки на плечи её как-то совершенно по-хозяйски, выглядел довольным. Он был крупным и не сказать, чтобы красивым.
Вот и что она в нем нашла?
Самодовольный тип.
Нехороший.
Наглый.
Чарльз заставил себя дышать ровнее. Матушке он снимок не показывал. Матушку он вовсе не стал волновать, благо, императрица вошла в положение и призвала её ко двору, отговорившись какой-то там надобностью.
Пускай.
Главное, время выиграли. А там… Чарльз найдет сестру. С помощью ли, без нее, но найдет всенепременно. И вернет домой.
– Надо же, – девица, выползшая из своего угла, в ближайшем рассмотрении оказалась… интересной.
Да, пожалуй что.
Высокая.
Неприлично, пожалуй, высокая для женщины, она была худа, смугла и темноволоса. Узкое лицо её обладало чертами чересчур резкими, в которых угадывалось присутствие иной крови, что девицу нисколько не портило.
Резкие острые скулы.
Треугольный подбородок. Изящный нос. И узкие приподнятые к вискам глаза. Темные волосы свои она заплетала в косы, которые украшала резными фигурками. В левом ухе девицы висела крупная жемчужина того насыщенного цвета, который не случается сам по себе.
Оберег?
И судя по отголоску силы, старый, настоявшийся, что весьма… странно.
Впрочем, сейчас Чарльза волновала не столько эта девица, сколько презадумчивое выражение лица её, которое подсказывало, что эти двое увидели на снимке что-то, самим Чарльзом пропущенное. А уж он-то изучил и снимок, и пластину, за которую пришлось платить отдельно, с лупой.
– Машман, – сказала девица и дернула себя за перо, что торчало из косы. Перья были длинными и выкрашенными в разные цвета.
Пожалуй, матушка сочла бы сию особу варварски великолепной.
…попросить сделать снимок? Все одно письмо придется писать. И еще надо подумать, что бы такого в нем написать, чтобы и не врать слишком уж откровенно, и матушку в волнение не ввести.
– Вот и я думаю, – согласилось существо и поглядело на Чарльза с жалостью.
Даже неудобно как-то стало.
– Простите, – Чарльз считал себя человеком глубоко воспитанным, а потому вложил в это слово всю бездну своего недоумения и желания понять, что же такого они увидели.
И кто такой машман.
И почему…
– Машман, – повторило существо, ткнув пальцем в снимок. – Видите?
– Нет, – признался Чарльз.
Существо поглядело на Чарльза с упреком, даже самому стало слегка совестно: как это, не знать, кто такие машманы и чем они от обыкновенных людей отличаются. После же потерло пальцем заплывший глаз и соизволило-таки пояснить.
– Община у них. Там… – рукой махнул на стену, которая некогда была весьма себе приличной стеной, крашеной в нарядный бледно-розовый цвет. Но местами краска выцвела, местами облезла. Впрочем, большей частью её закрывали характерного вида листы с портретами. Над рожами, чем-то неуловимо похожими друг на друга, вероятно, стилем работы тюремного живописца, виднелись надписи «Разыскивается». А под ними – суммы. Некоторые листы были перечеркнуты, на других стояли отметки, третьи, явно добавленные недавно, выделялись относительной чистотой бумаги.
– Машманы, – девица с грохотом подтянула трехногий табурет к столу, на который и взгромоздилась безо всякого девичьего изящества.
Чарльз поспешно отвел взгляд.
Он вовсе даже не собирался пялиться на ноги этой вот самой девицы, даже с учетом того, что ноги эти были выставлены на всеобщее обозрение.
И с каких это пор девицы носят штаны?
Впрочем… в местах нынешних, надо полагать, исключительно диких, сие было обыкновенным. А потому не следовало демонстрировать свое удивление. И вообще.
– Машманы – это люди пророка Ма-Ашшам, – девица поерзала, табурет опасно закачался, и Чарльз поспешно вскочил, ибо был человеком воспитанным, да и собственный стул не внушал ему доверия. Но девицу, глядишь, и выдержит. – Он тут объявился…