Сказал и на Чарльза глянул.
Чарльз в свою очередь смотрел на дом, который явно знавал лучшие времена. Ныне же был он стар и уродлив, как это вот дерево у ворот. Стены его перекосились, крыша словно бы на бок съехала, и даже веселенькая зеленая краска, которой хватило, правда, лишь на фасад, нисколько не спасала положение.
– Он-то и поехал. А вернулся с женой молодой. Поселил тут. И пытался вроде жить, как оно заповедано, да только… дурь не газы, в себе не удержишь.
Народная мудрость заставила Чарльза хмыкнуть.
– Вот сперва табуны проиграл, потом и земли… он бы и это все, да только Старый Кло вовремя сообразил, что сынок у него дерьмовистый получился, и отписал, стало быть, усадьбу женушке его. А та, пусть и любила муженька, но и о детях заботилась… ты это… господин… только не вздумай удивляться.
– Чему?
– А ничему, – орк сунул за щеку полоску табака. – Эдди нервный. И сильный. А потому нечего тут… и коль назад поедешь, не чинись, проси, чтоб сопроводил. С Эдди связываться не рискнут.
И в чем-то людей, которые не рисковали связываться с Эдди, Чарльз понимал.
После, думая, какой должна была бы быть владелица поместья, Чарльз пришел к выводу, что определенно не такой.
Не…
Хрупкой, словно былинка.
Светловолосой. Светлоглазой. С чертами лица столь совершенно изящными, что не залюбоваться ими было совершенно невозможно. И даже платье простого кроя, шитое из какой-то столь же возмутительно простой ткани – а женщины, подобные этой, должны носить исключительно шелка – лишь подчеркивало тихую красоту хозяйки дома.
– Доброго вечера, – он даже растерялся под взглядом этих светлых глаз. И тотчас укорил себя.
Поклонился.
Проклял мысленно за лень, ибо показалось неуместным появляться здесь с пустыми руками. Мог бы остановиться, нарвать каких цветов… а он…
– Доброго, – голос у женщины был низким, мягким. – К сожалению, мне давно не случалось принимать гостей…
В доме царило запустение.
Нет, его пытались держать. И порядок здесь был идеальный, но… выцветшие обои. И старая мебель, ткань на которой протерлась, а латки, пусть подобранные в тон, все одно выделялись этакими ранами. Едва уловимый запах пыли и плесени.
Сквозняки.
Старые фотографии призраками чужой жизни.
Столовая, знавшая иные времена. Чарльз подозревал, что открыли-то эту комнату исключительно к его визиту. И скатерть извлекли, но освежить не успели, пусть и разгладили, но она, эта скатерть, от долгого хранения пожелтела. Посуда была разномастной.
Ахозяйка дома улыбалась.
И говорила.
Она была мила. Очаровательна. Она… смутно напоминала кого-то, нет, не внешностью, хотя, если верить старым снимкам, которые Чарльз подсмотрел, за прошедшие годы Элизабет Годдард изменилась крайне мало, скорее уж звуком своего голоса.
Жестами.
Этим поворотом головы. Мягкою улыбкой. И…
…а дочь пошла в отца. От матери она, если что и взяла, то светло-серые почти прозрачные глаза. И привычку склонять голову, будто прислушиваясь к чему-то. А так… высокая. Нескладная. И платье из светло-зеленой ткани ей, конечно, идет, но не так, чтобы сделать её красивой.
Да, определенно, Милисенту Годдард нельзя было назвать красивой. Однако было в ней что-то такое, привлекающее взгляд. Должно быть, экзотичность. Все-таки следовало признать, что девицы, с которыми Чарльза знакомила матушка, обладали совсем иной внешностью.
– Что же касается вашего дела, – о деле леди Элизабет – а именовать её просто миссис Годдард у Чарльза язык не поворачивался – заговорила лишь, когда подали десерт.
Подавала его хмурая женщина-орк, на редкость темнокожая даже для её расы. И столь же недружелюбная.
– То оно представляется мне крайне непростым. Я знакома со Змеем, – она слегка поморщилась, показывая, что знакомство это не делает ей чести. – Именно мой покойный супруг привел его в долину.
– Мама? – Эдди, который ради праздничного ужина напялил сюртук из лилового сукна, нахмурился.
– Я тогда только-только приехала. И была полна надежд. А еще весьма наивна. Ваш дед уже болел и серьезно. Он отошел от дел, надеясь, что мой супруг…
…она упорно не именовала того мужчину, со снимков, по имени, тем самым словно подчеркивая, что, несмотря на супружество, он был человеком далеким.
– …справится с поместьем. Змеиный дол некогда принадлежал нам. Вернее он был частью земель, которые племя отдало Годдардам за своей дочерью. Земли не самые лучшие, ибо в те времена воды там не было, а потому дол представлял собой кусок степи. Там и трава-то не росла.