Он мгновение наблюдал за мной, нахмурив брови.
— Ты добровольно вызвалась служить целый год? Это на тебя не похоже, негодница.
«Я не позволю ему вывести себя».
— Я уже давно тебе говорила, что я не избалованная.
— Говорила, — произнес Коннор с озорной улыбкой. — Но это первый раз, когда у тебя есть доказательства, чтобы это подтвердить.
— Да ты шутник.
— Вот и дамочки так говорят.
Я закатила глаза.
— Предполагается, что оборотни ощущают пульсацию сверхъестественного сообщества. Есть какой-нибудь гул относительно фейри? Ропот о том, что они задумали?
— Возрастающие проблемы фейри? — спросил он. — А разве это не у тебя степень по социологии?
Я была удивлена, что он знает, и была польщена больше, чем ожидала.
— Ты следил за моей научной деятельностью, щеночек?
— Фильтруй слова, негодница, — ответил он, нахмурившись на какую-то грязь, до которой не смог добраться. — Я не слышал ничего конкретного, потому что у нас политика непричастности. Но кое-какой гул был.
— Какой?
— Несчастье. — Он отвинтил еще одну часть, протер ее полотенцем и прикрутил обратно. — Страх из-за того, что их магия исчезает, и они бессильны это остановить. Страх, что все закончится тем, что было раньше — что они застрянут в башне.
Это совпадало с предположениями Юена.
— И что, по-твоему, они планируют с этим делать? Основываясь на том, как мало ты знаешь из-за этой политики непричастности?
Он ухмыльнулся моему сухому тону.
— Ты не такая забавная, какой была до того, как уехала.
— Останусь при своем мнении. Ответь на вопрос.
— Но такая же властная, — сказал он. — И я сказал тебе — это лишь гул. Ощущения. Я ничего не знаю о планах. Если бы мы знали, мы бы сообщили твоему отцу, прежде чем все началось.
— Что насчет Руадана?
Он поднял голову.
— А что насчет него?
— Он кажется… эксцентричным.
Коннор не ответил, лишь спокойно встретил мой взгляд, ожидая, что я скажу больше.
— Он подошел ко мне на приеме, после парада.
— Он подошел к тебе? К кровопускательнице? — На этот раз он не был саркастичен, но, кажется, искренне удивился.
— Ага.
Коннор встал, положил на стойку полотенце, а потом оглянулся на меня.
— Чего он хотел?
— Он спрашивал меня о том, как мне удалось родиться. Я не вдавалась в подробности.
— Это странно.
— Ага. — Я пожала плечами. — Вмешался Райли, и Руадан свалил. Что меня вполне устроило.
Коннор фыркнул.
— Райли может строить из себя задиру, когда захочет. Я ничего не знаю о Руадане, кроме того, что он спутник Клаудии.
— Он нацелен на трон?
Он пожал плечом.
— Честно, не знаю. Должен был состояться какой-то разговор, чтобы ты так заинтересовалась.
— Дело не в нем, — сказала я. — Или не только в нем. — Вдруг почувствовав нетерпение, я встала, подошла к стойке, взяла отвертку и постучала ей по ладони. — Дело в истерике, которую они сегодня устроили. Они решили, что против них плетется заговор, но мы вручаем им бессмысленный приз, и они успокаиваются? Такая стратегия совершенно не имеет смысла.
— Я согласен, что это странно, но Клаудия чокнутая.
— Я об этом слышала. — Я положила инструмент, прислонилась спиной к стойке и скрестила руки на груди.
Возможно, Коннор прав, и в этом нет ничего, кроме желания слабеющей королевы иметь значение, заслуживать внимание. Это значит, что переговоры продолжатся, с французской делегацией все будет в порядке, и мы сможем добиться мира в Париже.
— Может, я просто нервничаю, — пробормотала я.
— Вот это да. Обычно ты такая спокойная и расслабленная. — Коннор наклонил голову. — Почему ты задаешь эти вопросы мне? Почему не поговоришь с родителями? Или с Омбудсменом?
— Соглашение с Домом Кадогана.
— Соглашение с… О, — произнес он, все осознав. — Дом Кадогана должен оставаться в стороне.
— Такова теория. После мероприятия мы поговорили с Юеном, и у него те же мысли, что и у тебя — что, возможно, их беспокоит слабеющая магия. — Я потрясла головой. — Не знаю. Я на четыре года отстала от жизни здесь. Может быть, я просто пытаюсь приспособиться к новому порядку суперов.
— Ты выглядишь по-другому, — сказал он, и мне показалось, что в его глазах я увидела уважение. — Разумеется, все еще вампирша, но другая.
— Спасибо за оценку.
Его задумчивое выражение лица не изменилось.
— Ты выглядишь счастливой.
Его замечание — такое неколкое — выбило меня из колеи.
— Я счастлива.
— В Париже ты нашла то, что искала?
Еще один вопрос, который казался разумным — как будто его действительно интересуют мои чувства.
Ответ, безусловно был одновременно простым и сложным. Я жила, питалась, спала. Я гуляла по мощеным улицам и пробовала макарони всех цветов (все они были одинаково отвратительными), и никто не знал, кто я такая. Впервые в жизни я без зрителей поняла, кто я такая.
— Я научилась быть самой собой, — спустя мгновение ответила я.
— И кем же?
— Элизой Салливан, — ответила я, снова встретив его взгляд. — Не чьей-то дочерью. Не первым ребенком. Во Франции им было все равно, кто я такая.
Его брови приподнялись.
— А здесь их это сильно волновало?
— Ты знаешь, как это было. — Я не хотела обсуждать это с ним, поэтому сменила тему. — Похоже, тебе по душе выпивка, женщины и музыка.
Он ухмыльнулся.
— Выпивка, женщины и музыка по душе многим людям.
Я фыркнула.
— Вот почему за тобой тянется след разбитых сердец оборотней.
— Твои, может, и вампирских, — произнес он с кривоватой ухмылкой, — но они точно так же разбиты. Ты остаешься в Чикаго? — спросил он, прежде чем я смогла ему возразить.
Я покачала головой.
— Возвращаюсь после переговоров. Мне осталось девять месяцев службы, а там видно будет.
— Через несколько дней мы уезжаем на Аляску.
Северо-Американская Центральная Стая базировалась в Мемфисе, откуда родом семья Киин. Но Аврора, штат Аляска, является духовным пристанищем всех Стай оборотней Северной Америки.
— Стая возвращается в Аврору?
— Не вся Стая. Только группа. Я ее возглавляю. У нас все хорошо с финансами, но мы чувствуем себя немного пришибленными после долгого пребывания в Чикаго. Этот город не подпитывает нас. Слишком много стали, слишком много бетона и слишком много людей. Магия рассеяна. На Аляске магия повсюду.
«Должно быть, именно об этом говорила Берна». Я выгнула бровь.
— Это связано с забегами голышом по лесу?
— Это закон «не спрашивай, не говори»[42]. И нет. Это связано с тем, чтобы чувствовать себя лучше, это как исцеление. Наша магия буквально износилась. Истерлась, потому что мы так долго жили, работали, сражались. Мы уже не так сильны. Мы уже не так быстро исцеляемся, даже когда обращаемся.
В его тоне было беспокойство, и я поняла, что он на самом деле выглядит напряженным. Коннор, кажется, никогда не возражал исполнять роль принца, имея авторитет престола и не беспокоясь о выполнении обязанностей. Может, он тоже воспринимает это более серьезно.
— Звучит серьезно, — сказала я.
— Так и есть. Поездка необходима, поэтому Стая поедет — и будет готова к сражению.
Я представила себе эшелон оборотней в кожаных куртках и с длинными волосами, развевающимися на ветру. А потом поняла, что он сказал.
— Подожди. К сражению с чем? С асфальтной болезнью и солнечными ожогами?
— Стае нужно провести переговоры с суперами за пределами Чикаго. Необходимо лично разобраться с кое-какими инцидентами. Эти переговоры необходимы, но они будут проходить не с союзниками, а некоторые будут на вражеской территории. — Он указал на Тельму. — Но есть и положительные стороны.
— Тогда позволю тебе вернуться к ней. Спасибо, что уделил время, и удачи с Тельмой.
— Спасибо. Может быть, я ее сегодня вывезу в свет. Пускай у твоих клыкастых людей дух захватит.
Я оглянулась.
— У моих клыкастых людей?
— Вечеринка Дома Кадогана. Я должен там появиться.
— А. Может, посоветуешь своим друзьям обойтись без кожаных шмоток?
— Оборотни буду оборотнями, — ответил он с ухмылкой. — И это официальное мероприятие.
Когда я вышла из здания и вернулась к ожидающему Авто, то поняла, что это, вероятно, самый долгий настоящий разговор, который у меня когда-либо был с Коннорм Киином.
42
«Не спрашивай, не говори» (англ. Don't ask, don't tell) — разговорное название принятого в 1993 году в США закона, который запрещал служить в Вооружённых силах США гомосексуалам обоих полов, если они не скрывали свою сексуальную ориентацию, а также требовал от командования и сослуживцев не выяснять сведения о сексуальной ориентации военнослужащих. Закон действовал в течение 17 лет, являясь источником политических дебатов и скандалов. 22 декабря 2010 года закон был отменён.