— Вам дали четкие указания не вмешиваться в это расследование.
Мы все посмотрели на Юена. Гнев или разочарование, которые он, по-видимому, сдерживал, перелились через край. Я считала его спокойным и собранным, по крайней мере, по сравнению с Дирборном. Но сейчас в его глазах не было спокойствия.
— Мы не вмешивались в ваше расследование, — сказала я. — Вы не рассматривали фейри, потому что уже решили, что виновен Райли. Мы нашли нового подозреваемого.
Юен шагнул вперед.
— Это не относится к делу. Вы нарушили договор Кадогана с городом. Мы определим размер финансового и юридического взыскания.
«Черт возьми. Нет никакого способа сейчас этого избежать, нет времени подготовить папу».
— Этот договор на меня не распространяется.
— Как на члена Дома Кадогана…
— Я не являюсь членом Дома Кадогана, — перебила я его и, собравшись с духом, заставила себя посмотреть на отца. — Я дочь его Мастера, но не Послушница. Я никогда не проходила Посвящение или Коммендацию. Я не являюсь членом какого-либо конкретного Дома. Это делает меня Бродягой. А на Бродяг договор не распространяется.
В помещении воцарилась полнейшая тишина. А выражение лица моего отца стало абсолютно пустым. И немного потерянным. Мое сердце тревожно сжалось.
Габриэль подошел к Юену и положил руку ему на плечо.
— Я собираюсь выпить кофе, а ты пойдешь со мной. — Он чуть ли не вытолкал Юена из комнаты. Коннор и Тео последовал за ними, Коннор в знак поддержки кивнул мне через плечо.
Они закрыли дверь и оставили нас в тишине.
Прошла целая минута, прежде чем папа заговорил.
— Ты такой же член этого Дом, как и все, кто когда-либо был или будет, — сказал он. И я ясно увидела боль в его глазах.
— Прости, — проговорила я. — Я хотела с тобой об этом поговорить до того, как что-нибудь скажу, но не было времени. Дома Кадогана — моя семья, — сказала я, желая шагнуть к нему, но неуверенная, стоит ли это делать. — Так было всегда. Я никогда не чувствовала себя чужой. — Это было бы невозможно в Доме, который по сути принял меня, как своего талисмана.
— Но ты не проходила Коммендацию, — сказал он. — Не официально. И ты считаешь себя Бродягой.
— Я никем себя не считаю, — ответила я, не осознавая этого, пока слова не вырвались из моего рта. «Может, именно поэтому я чувствую такое сильное родство с Домом Дюма. Потому что у меня нет такой связи с Кадоганом, по крайней мере, не такой, какая есть у моих родителей. И, может быть, это одна из причин, почему отъезд Сери и Марион причинил такую боль. Потому что Дюма был моим Домом не меньше, чем любой другой. Но когда пришло время бежать, они оставили меня здесь».
— Не уверен, что согласен с твоим доводом, — произнес папа. — Но нет никакого прецедента, который помог бы в этой ситуации. Ты первый ребенок. Канону нечего предложить. — Канон — это свод вампирских законов. — Но если ты права, — продолжил он, — то прости. Мне очень жаль, что мы не додумались сделать все официально.
Теперь его голос стал более холодным, контролируемым так, как это может делать только Мастер с опытом. Он стоял в стороне от нас, а мама с беспокойством смотрела на нас, стараясь не принимать ничью сторону.
— Я не чувствовала себя чужой, — снова сказала я. Это единственное, что я могла сказать. — И конкретно в этой ситуации это удобно.
Папа кивнул.
— Скажешь им, что мы закончили, ладно? И готовы обсудить все остальное.
Я кивнула, зная, что меня отстранили. И с холодным комом в животе оставила родителей одних.
— Она права, — сказал мой отец, когда остальные вернулись в комнату. Тео пришел с кофе и предложил стаканчик мне. Но мой аппетит — даже к кофеину — пропал. Коннор осторожно наблюдал за мной, словно пытаясь определить, как прошел разговор. Я не смотрела ему в глаза; я не была готова погрузиться в эти чувства.
— Она не была Посвящена в Дом и не проходила Коммендацию, а Канон не предусматривает членство, основанное исключительно на генетических или семейных узах.
— Это формальность, — ответил Юен.
— Нет, — возразил папа, — это договор. Если вы хотите обеспечить соблюдение сделки, где так тщательно были обговорены условия, тогда вы должны придерживаться этих условий.
Мне показалось, что в глазах Юена я увидела признательность.
— Это не ты Юен, — продолжил мой отец, теперь его голос звучал мягче. — Я уверен, что Дирборн зол, но ты ведь соображаешь, что к чему.
— У вас выпивки не найдется? — спустя мгновение спросил Юен, и мой папа улыбнулся.