— Que paso?[49] Кто это сделал? Кто ранил Томаса?
Кто-то попытался оттащить делегата, но он отдернул руку назад, задев другого вампира, который стоял рядом. Подумав, что на него напали, второй вампир набросился на делегата.
Я выругалась и побежала к ним, схватив одного за руку и оттащив от места преступления и драки.
То, что должно было быть тихим порицанием, из-за страха, шока, языковых барьеров и вампирского эго превратилось в комедию ошибок.
— Та светловолосая вампирша напала на них! — крикнул кто-то, и кто-то еще попытался оторвать меня от дерущихся, которых я пыталась разнять.
— Это не я напала! — проговорила я. — Я пытаюсь их разнять! — Хоть моя катана и удобная, но, вероятно, хорошо, что я не взяла ее на встречу вампиров.
Вампиры за мной толкали друг друга, благодаря чему пихнули меня вперед, и я чуть не упала в растекшуюся кровь на патио.
— Элиза! — выкрикнул Коннор мое имя, но он толкнул Райли за себя и ринулся в драку, чтобы разнять вампиров.
Вокруг нас началась потасовка, по вечеринке, которую мои родители так старательно готовили, распространялся хаос, подобно мелкомасштабным волнам.
Мужчина-вампир с платиновыми волосами и бледной кожей побежал к Райли, его лицо выражало злобу. Я двинулась, чтобы остановить его, схватила за руку, которую он занес, чтобы ударить Райли в спину, и вывернула ее.
Вампир был старым и сильным. Он вывернулся и ударил меня тыльной стороной руки, из-за чего я упала бы на землю, если бы до этого не схватилась за его руку.
Мое лицо пронзила боль, и монстр решил, что ждал достаточно долго. В моих костях разгорелся жар, а по коже пробежал огонь, и он начал прокладывать путь сквозь мое сознание, пытаясь прорваться.
Я давала отпор двум противникам — пыталась уклониться от следующего удара вампира и изо всех сил старалась сдержать монстра, чтобы он не выбрался и не захватил надо мной контроль.
Вампир вырвал руку, и на этот раз я ему это позволила. Ему пришлось перенести вес, чтобы устоять на ногах, и я воспользовалась преимуществом — нанесла прямой удар ногой, попав ему в подбородок. Его голова дернулась, и он упал на землю.
Кто-то схватил меня сзади, прижимая руки. Я закричала и пихнула локтем назад, давай отпор, и ударила вампира, который меня держал, из-за чего тот упал назад, а у меня руку прострелило болью.
Боль — это наркотик, который подпитывает монстра, и он становится еще сильнее. Если он не может обрести свободу, то требует крови.
Из-за того, что он восстал, меня потянуло вниз, как будто я медленно опускалась на дно бассейна, наблюдая за миром сквозь испещренную солнечными бликами воду. Мое тело все еще двигалось, но оно было под контролем монстра. А он куда более кровожадный, чем я.
Вампир, которого я ударила рукой, поднялся на ноги и направил в мою сторону разъяренный серебристый взгляд.
Монстр размял мои конечности, расправил плечи, а потом бросился вперед. Ударом сбоку он сбил вампира с ног, а прямым ударом уложил его. Он упал на землю и схватил меня за лодыжку, и я вонзила ему в руку шпильку босоножки.
Он закричал, но монстр упивался этим.
У меня вспыхнуло воспоминание о человеке, которого я оставила избитым до полусмерти на тротуаре, костяшки моих пальцев были ободраны…
«Только не снова», — сказала я себе. — «Я не позволю этому повториться». — Я собрала все силы, пытаясь прорваться вверх, проплыть сквозь магию монстра.
— Прекратите это немедленно!
Слова моего отца послужили землетрясением силы и ярости. И их оказалось достаточно, чтобы каждый сверхъестественный в потасовке замер — а монстр отправился обратно в свои глубины. Я втянула воздух, как ныряльщик, всплывший на поверхность, и почувствовала, как втягиваются мои клыки… И я молила Бога, чтобы мои глаза не были алыми, когда мой папа посмотрит на мое лицо.
Он стоял позади нас, глаза посеребрились, а клыки блестели, в его глазах и линии челюсти была абсолютная ярость. Толпа расступилась, когда он двинулся вперед, первая разумная вещь, которую они сделали.
Он окинул Томаса долгим и мрачным взглядом, но сначала подошел ко мне.
— Ты в порядке? — спросил он, когда подошел.
— Я… да. — Я потерла лоб, скрыв этим жестом свои глаза. — Просто немного кружится голова. Не знаю, кто меня ударил, но у него немало силы. Просто жжет.
У меня не настолько уж кружилась голова, чтобы не переживать по поводу того, что мой отец видел монстра, не беспокоилась, что меня раскрыли. Что другие увидели, как он пробился наверх, и также ужаснулись.
— Через пару минут я буду в порядке. Пап, это было похоже на… массовую истерию.
— Я вижу, — произнес он, а потом обратил свой взор на Томаса.
Вокруг него все начало приходить в порядок, поскольку зеваки отступали и уходили. Словно дежуря, мой отец не отводил мрачного взгляда от Томаса, пока Тео с Петрой не присоединились к нему и не принялись за попытки сберечь то, что могли, от места преступления.
— Я отойду на минутку, — сказала я никому в частности.
Все еще держа себя в руках, я вышла на лужайку и не останавливалась, пока не дошла до рощи затененных деревьев. Я протянула руку, чтобы коснуться одного из них, вонзив пальцы в кору, и обнаружила, что концентрация на ощущениях — и боли — заставила гнев и ярость отступить.
Когда мое сердце замедлилось, я убрала руку. Я оставила в коре глубокие белые выемки.
— Похоже на следы когтей.
Я развернулась и увидела, что за мной стоит Коннор.
— Просто нужно было сжечь избыточную энергию, — ответила я, ненавидя монстра за необходимость лгать.
Выражение его лица не изменилось.
— Твои глаза. Они были красными. Теперь они серебристые, — добавил он, вероятно, почувствовав импульс магии от моей внезапной паники. — И я сомневаюсь, что кто-то еще заметил, учитывая этот хаос. Это то же… что случилось в прошлый раз?
Вспыхнуло еще одно воспоминание — на этот раз причина, по которой монстр впервые взял надо мной верх. Из-за того, что она лежала на тротуаре, как сломанная кукла. Один из мужчин держал ее рюкзак. Другой смотрел на нее с тошнотворным интересом и кривоватой улыбкой. И я даже не попыталась сдержать гнев.
В глазах Коннора были сочувствие и беспокойство. Я бы поняла предостережение или ужас, и они могли бы заставить меня почувствовать себя лучше. Я могла бы перестать злиться на себя, позволить кому-то еще принять это бремя. Но я не заслужила ничьего сострадания, и я не понимала, что делать с чувствами, исходящими от него, от всех людей.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказала я, отказываясь обсуждать эту тему. Но когда я начала от него уходить, он схватил меня за руку.
— Эта была та же штука, — произнес он. — Она все еще влияет на тебя.
— Это не имеет значения.
— Имеет. Ты можешь мне рассказать.