-- Ничего, дочка, ничего.
Настя поняла, уткнулась отцу в плечо, но... но заплакала, подняла голову и спросила:
-- От всего этого хоть кому-нибудь станет лучше? Скажи, отец, правду.
Майор по прозвищу Зверь, действительно похожий в этот момент на зверя, вдруг смутился, отвернулся, не зная что сказать. А не знал он что сказать по одной простой причине -он не знал пользы во всей этой стрельбе. Он просто отвык задумываться о какой-либо пользе своего дела. Он однажды, много лет назад, поверил в такую пользу, дал присягу. Он просто выполнял приказ. А в последнем случае просто спасал свою дочь, которую никогда не видел до этого, спасал инстинктивно себя. А Дикий, люди Дикого, люди полковника, которые погибли... Такая работа. Многих хороших парней встречал Зверь на своем пути. Некоторые оставались жить. Некоторые погибали. Некоторых и ему самому приходилось убивать.
-- Надо уезжать, дочка.
-- Да, папа, поехали.
Настя уже не настаивала на ответе. Она устала от переживаний. Папа теперь позаботится о ней, а после скажет, объяснит все. А Дикий, Дик... с ним все будет хорошо. И в слово "хорошо" Настя не привносила никакого смылса. Просто -- хорошо.
Майор открыл дверцу джипа, и девушка забралась внутрь. Зверь обошел машину, задержался на мгновение и обернулся к леснику. -- Спасибо, батя, -- сказал, не зная как продолжить.
-- Как тебе ответить, мил человек. -- Дед стоял чуть в сторонке и плакал без слез. -- Бывай, мил человек. Дочку береги. А я стану сына ждать. Он мне почти как сын.
-- Тогда жди, батя.
-- Прощай, дедушка. -- Настя высунулась в окошко и добавила: -- И бабушке здоровья!
-- Прощай, дочка.
Майор по прозвищу Зверь врубил двигатель, развернулся и укатил к тому месту у реки, куда вот-вот должен был прилететь вертолет из России...
x x x
...У ВП были большие, белые, как булки, ладони и слегка загорелые кисти. ВП потирал их радостно. Беленький был похож на ВП, только пожиже. Он тоже потирал руки.
И чего бы им их не тереть! Оружие шло в Чечню, и та набухала от оружия. Ярл Джохар уже приготовил свой дракках и желал сразиться с конунгом Борисом. Сотни ярлов пахали на конунга, но многих уже купил чеченский ярл...
Совсем мало времени оставалось до предательского штурма Грозного, до Буденовска, до предательских перемирий, во время которых ВП и такие как он перевооружали армию ярла Джохара. А после предательская сдача Грозного, и еще много, много, много предательств...
Все это грядущее уже не будет иметь никакого отношения к нашей частной истории. Все это будущее рассудит -- назовет героев и подлецов.
Пока славяне крошили друг друга, чечены точили нож.
Бесконечна история набегов и грабежей. Вся история цивилизации складывается из них. Но парадокс истории заключается в том, что любая вещь, любой замок, любая земля меняет хозяев. И чистоты рас нет. Все перемешано. И все принадлежит всем. Богу, Космосу, Высшему закону, Справедливости, как мы ее понимаем...
x x x
Сидели до первых петухов, хотя это теперь только так говорят. У лесника петуха не было. Всего два существовало в ближайшей деревеньке.
Но, тем не менее, и без петухов заканчивалась ночь, одна за другой гасли гирлянды созвездий. Луна уползла прочь, а на востоке стало оживать пространство -- черноту растапливало первое свечение.
Старик со старухой сидели в горнице не зажигая света. Молчали. За долгие годы совместного житья-бытья они вполне могли обходиться без разговоров, понимая молчание.
Каждый по отдельности и вместе думали о веселых, сильных парнях, появившихся у них, о Диком, к которому относились почти как к собственному сыну. Их долгая жизнь была нелегка и старики привыкли к потерям. Привыкли скупо горевать и забывать горе. Но того, что происходило сейчас, они не понимали. Почему? Какая-такая вдруг война навалилась? Но если людей убивали, значит война была...
В глубокой тишине утра было слышно лишь, как они тяжело, постариковски дышат. Но вот возник звук. Какой-то скользкий скрип сперва, а после скрипа толчок и короткий удар.
-- Что это, бабка? -- вздрогнул дед Григорий.
-- Что такое, старый? -- спросила глуховатая Арсентьевна.
-- Стукнуло что-то, поди?
-- Мерещется тебе. Я не слышала.
-- Так ты глухая.
-- Зачем тогда глухую спрашиваешь?
Дед поднялся из-за стола, за которым просидел последние два часа, снял двухстволку, висящую тут же на стене, осторожно приоткрыл дверь и вышел на крыльцо.
Пахнуло утренней свежестью, захотелось глубоко вздохнуть. Дед вышел из дома, за ним вышла и бабка. Если бабка была глуховата, то лесник -- подслеповат. Пока он всматривался в утро, бабка уже начала ахать.
-- Что кудахтаешь, старая?
-- Да вон же, вон! Дед вгляделся и увидел большую черную машину, упершуюся в колонку. Фары у машины не горели, да и вообще -- никаких признаков жизни. Только, кажется, вздрагивал двигатель, работая на холостом ходу.
-- Дика машина! -- сказал дед испуганно.
-- Не разбираюсь я в машинах. Так ты чего стоишь? Посмотри?
Дед сделал несколько боязливых шагов, выставив вперед охотничье ружье. Сделал еще шаг, побежал. Арсентьевна зашаркала за ним.
Оказавшись возле машины, дед дернул на себя ручку дверцы. Та открылась легко.
-- Ох, ты, мать честная! -- За рулем почти лежал, положив голову на руль, Дикий. -- Это же наш Дик!
-- Он! Точно -- он!
Дед с бабкой стали суетиться возле машины. Вытащили кое-как Дикого и положили на траву.
-- Что это? В чем-то испачкалась, -- проговорила бабка.
-- Кровь это, старая, -- объяснил лесник. -- Крови, мать, что ли, не видела?
-- Живой он, нет?
Стали разглядывать, щупать.
-- Живой пока, мать. Живой.
-- А на голове у него что? -- спросила бабка.
-- Такая штука, мать, чтобы ночью видеть.
-- Неужели?
x x x
...Дикий не стал захватывать вертолеты и лететь на Киев и Москву одновременно. Даже через наркотики, даже через безумство берсерка он понял, что пора уходить. По второму разу всех убивать необязательно! И тогда Дикий побежал лесом прочь. Бежал, терял дорогу, находил. Обнаружил-таки свой БМВ и мысленно поблагодарил майра. Действие наркотика начинало ослабевать. Какой там теперь Киев, какая Москва, какое бешенство берсерка! Закрыть бы глаза и забыться. Но -инстинкт. Инстинкт самосохранения. Инстинкт приказал и Дикий послушался, врубил двигатель, стал рулить по кочкам и колдобинам, не зажигая фар, чтобы никто не заметил. В прибор ночного видения дорога казалась полной опасностей. Чудились тени, прыгающие из-за деревьев. Несколько раз он порывался стрелять. Но -- кончились патроны. Кончились гранаты. Все кончилось, к чертовой бабушке... Жизнь почти кончилась. И не было более желания убивать... Он рулил, рулил а затем потерял сознание. Рулил уже без сознания. И почти без жизни. Но ее все же хватило дорулить до лесника...
x x x
-- Сердце, хоть и слабо, но бьется, -- заявила Арсентьевна, исследовав тело.
-- В дом бы его надо отнести. Поднимем?
-- Поднимем, небось. И не такое поднимали.
С превеликим трудом дед и бабка потащили Дикого в дом. Несколько раз останавливались и укладывали того на землю. Бабка щупала пульс и довольно заявляла:
-- Стучит сердце! Жив парень.
Подняли на крыльцо. Внесли в дом, положили к старухе в уголок. Бабка потребовала воды и велела деду притащить все банки с мазями, какие тот найдет в подвале. Дед забегал по дому, роняя табуретки.
-- Свет чего не зажжешь, старый!
-- Так что зажигать -- утро!
Действительно, первый луч вырвался из-за ближней рощи и заскакал по окресностям, поджигая сонные окрестности.
-- Как, бабка, вытащим парня? -- спросил лесничий.
-- О другом и думать не смей, -- ответила она.
x x x
...Харальд уклонился от стрелы и побежал вперед с мечом. Но стрела смертоносно летела, дальше. Викингов вокруг было до фига. В кого-то она все-таки попадет...