Дикий Имбирь хотела стать маоистом, который сможет спасти Китай от всех бед. Настоящим маоистом, не таким, как Острый Перец. Мне казалось, что Острый Перец просто использовала маоизм в собственных целях и совершенно не понимала учения Мао. Дикий Имбирь называла ее «фальшивым маоистом» — и я была с ней полностью согласна, — выкрикивающим заученные лозунги и жестокостью пробивающим себе дорогу, как мнимый буддист, который не только ест мясо, но не остановится и перед убийством. Дикий Имбирь считала, что однажды придет день, когда Острый Перец будет наказана за то, что своим поведением она позорила имя Мао.
Мы сидели в их темной кухне. Я пристроилась на маленькой табуретке возле плиты и смотрела, как Дикий Имбирь наливала в кружку отбеливатель.
— Как выглядел твой отец? — спросила я.
— Я собираюсь сжечь его фотографию. Можешь взглянуть на нее, пока я ее не спалила.
Дикий Имбирь поставила бутылку с отбеливателем и полезла за сервант. Пошарив там, она извлекла маленький ящик грязновато-землистого цвета. Смахнула с него пыль, сняла крышку. В ящике лежали цветные упаковки от мыла, маленькие стеклянные шарики, пустые спичечные коробки, значки с изображением Мао и вставленная в рамочку размером с ладонь фотография молодой пары. Женщина — мадам Пей, хотя ее едва можно было узнать, ее раскосые глаза светились от счастья. Рядом с ней — красивый мужчина, иностранец. У него были светлые вьющиеся волосы, крупный нос и глубоко посаженные глаза.
— Ты поражена? — спросила Дикий Имбирь.
Я кивнула и призналась, что никогда прежде не видела иностранца.
— Ты ведь не считаешь, что я на него похожа, правда?
— Ну, у тебя его нос.
— Почему ты не скажешь, что у меня мамины глаза? Посмотри, миндалевидные и раскосые, восточные на все сто процентов.
— Да, за исключением цвета.
— Ах, если бы можно было поменять цвет глаз, я бы это давно сделала.
— Мне все равно, какого цвета твои глаза. В любом случае я считаю, что они у тебя очень красивые.
— Как бы то ни было, я считаю, что мне повезло.
— Повезло?
— Мои глаза делают меня похожей на китаянку. Представь, если бы было наоборот!
— Если верить Острому Перцу, все, что не китайское, — реакционное.
— Когда-нибудь я уничтожу эту стерву.
— Твоя мама очень красивая.
— Была когда-то.
— На этой фотографии она кажется такой счастливой рядом с твоим отцом.
— Полагаю, она и была счастлива. Плохо только, что она никак не может смириться с его смертью.
— Твоя мама серьезно больна.
— Она умирает. И хочет умереть. Она перестала ходить к врачу. Я ей безразлична. Она говорит, что откажется от меня.
— Она просто рассердилась из-за того, что ты сказала о своем отце. Уверена, что у нее это сорвалось не преднамеренно.
— Клен, ей не следовало рожать меня.
— Как ты можешь так говорить о своей матери?! Дикий Имбирь, это уже слишком!
Она вздохнула, повертев в руках рамку:
— Недавно красные охранники пришли в очередной раз обобрать нас. Они побили Дружка и сломали ему левую лапу.
— Так вот почему он хромает?
— Да. Когда они придут в следующий раз, Дружка повесят, а потом поджарят и сожрут.
— Нет, они этого не сделают.
— Сделают. Я слышала, как они это обсуждали.
Одна мысль об этом заставила меня содрогнуться, я не могла произнести ни слова.
Какое-то время Дикий Имбирь сидела неподвижно, потом она вынула фотографию из рамки и зажгла спичку.
— Что ты делаешь? Ты же не собираешься сжигать снимок?
— Спокойно!
Присев на корточки она подожгла фотографию. У меня перехватило дыхание, но я не смела шевельнуться. Изображение ее отца свернулось, потемнело и постепенно превратилось в пепел. Затем огонь поглотил и ее мать. Уголки губ девочки дрогнули в горькой усмешке.
Пепел осыпался на бетонный пол.
— Тебе не страшно, Дикий Имбирь? — спросила я слабым голосом.
— Я не могу позволить себе бояться. — Она поднялась и направилась к раковине. Достав пакетик лекарственных трав, она принялась перемывать их.
— Чем занималась твоя мама до того, как повстречала господина Пея? — поинтересовалась я, пытаясь хоть как-то прогнать свой страх.
— Пела в Шанхайском народном оперном театре. Она там была примадонной. Мама вела абсолютно нормальную жизнь, пока однажды мой отец не пришел на спектакль. Они влюбились друг в друга, и начались все наши беды.
— Она не вернется на сцену?
— Конечно же нет. Ее считают врагом народа. Тяготы жизни должны ее изменить. Нас обеих надо изменить, как там говорится: «Дочь легендарной личности становится героиней, а рожденная крысой обречена на то, чтобы всю жизнь копаться в грязи». Самое удивительное в том, что я виновна, а она нет. У меня эдакий врожденный дефект, мне понадобилось много времени, чтобы это осознать. Но знаешь, Клен, я не верю в судьбу, и я буду изо всех сил стараться изменить свою жизнь.