- Не думаю, что ты так поступишь, - без особой уверенности произнесла Сингер. – И много вас… ммм… таких?
- Не слишком. Мы обычно держимся на виду друг у друга.
- Майлз? – высказала предположение Хоуп.
- В том числе, - кивнул Джонатан.
- А почему ты мне рассказал обо всём? Разве это не большой секрет?
- Члены семей имеют право знать.
- Но я не член семьи. Едва ли кто-то из моих родственников…
- Но ты станешь им. Не знаю, как долго ты будешь отрицать очевидное, но я приложу все усилия, чтобы ты стала моей семьёй.
Это было… заявлением. Одно дело, когда тебе в порыве страсти кто-то объясняется в любви. И совсем другое – когда человек говорит о семье. Что бы ни скрывалось за этими словами.
- Можно я пока не буду спорить с тобой? – признала поражение Сингер. – Ты, кажется, собирался угостить меня ужином?
***
Если вы становились хранителем чей-то тайны, то наверняка можете понять, как ощущала себя Хоуп Сингер. Остаток вечера они с Джонатаном потратили на противоборство: Хоуп настаивала на возвращении в город, а Торн говорил о необходимости побыть в уединении до конца следующей недели.
- Ничего ведь не изменится! Ты будешь видеть меня работе большую часть дня. Я даже могу отправлять сообщения о том, что со мной всё в полном порядке.
- Я соглашусь на это, только если ты постоянно будешь находиться под моей защитой.
- У вас, мистер, проблемы с границами дозволенного! – Хоуп вскинула подбородок. – Даже родителям не позволено превращаться в надзирателей, - девушка вздохнула и потянулась к сидящему рядом мужчине. – Я очень ценю то, что ты делаешь для меня, Джонатан. А ещё я постоянно чувствую, что и так никуда от тебя не денусь, - закончила Сингер, прежде чем вернула ему недавний поцелуй.
Жаркая волна захлестнула её и Хоуп ощутила, как Джонатан наваливается сверху, вжимая её в постель. На сей раз у неё не возникло даже мысли о том, что стоит дать отпор или свести всё к «неловкой ситуации», которые уже возникали между ними. Нет, теперь ей хотелось узнать, как далеко они могут зайти. И так ли хорошо то, о чём без лишней скромности рассказывала Кэтти после первой ночи со своим бывшим парнем.
Только что его губы касались её виска, а теперь припали к шее, посылая стайки мурашек по рукам и груди. Мужчина практически лежал на ней, и эта тяжесть показалась ей восхитительно приятной. Твёрдость его мышц как нельзя лучше ощущалась в проёме полу-распахнутого халата, где её кожа была открытой и чувствительной к ткани его футболки. Холод казался каким-то истёртым давним воспоминанием, вытесняемый горячими руками Торна. Он развязал пояс и раздвинул полы халата.
Хоуп вспыхнула, и заметив её смущение, он стянул с себя футболку, чтобы хоть как-то уравновесить её откровенный вид. Открывшаяся картина привлекала его взгляд, и вскоре тело перестало реагировать на доводы рассудка. Да и о каком рассудке может идти речь, если он даже глаз отвести не может?
Мужчина освободил её от халата, а себя – от оставшейся одежды. Ему не хотелось спешить, но зверь внутри него недовольно рычал, подстёгивая желание слиться с ней воедино. Она была его парой, единственной, кто подходил ему совершенно и окончательно. А ещё он точно знал, что будет первым. Почувствовал ещё до того, как заметил её скованность, сжатые бёдра и дрожь во всём теле.
- Расслабься, малышка. Я буду осторожен, - его голос звучит не громко, но слух Хоуп напряжён до предела и она воспринимает его, как мощный гул, отдающийся во всех конечностях.
Его ладонь поглаживает мягкий холмик, а палец раздвигает влажные складки, вынуждая тело конвульсивно вздрогнуть.
- Я никогда не отпущу тебя, Хоуп Сингер, - обещает Джонатан, разводя её бёдра и устраиваясь между ними. – Никогда.
Движения кажутся мучительно медленными, и Хоуп прикусывает губу в ожидании боли. Это действительно больно, но голос над её ухом успокаивает, а губы касаются груди, оставляя отметки. Она цепляется за него, делая встречное движение и позволяя члену войти до упора. Джонатан рычит и завладевает её губами, почти выходя и погружаясь вновь.
Сингер кажется, что сейчас она раскачивается на огромных качелях, где равновесие почти недостижимо, но полёт заставляет чувствовать себя живым человеком. Он двигается в ней размерено и долго, сжимая в ладонях полушария ягодиц, почти приподнимая её над постелью. Её стон проникает под кожу, и мысли мужчины, точно встревоженный рой ос, приходят в смятение. Торн останавливается, но лишь для того, чтобы перевернуть Хоуп на живот. Её пальчики сжимают простынь, а спина прогибается с удивительной покорностью. Мужская ладонь находит напряжённую грудь и зажимает острый сосок между пальцами. Он снова в ней, но теперь под другим углом. Запах у девушки совершенно волшебный, способный вытеснить из него всё, что он знал прежде. Торн срывается на быстрый и почти жестокий темп, ему отчаянно хочется перекрыть прошедшие недели напряжения за один миг. И девушка в его руках не пытается оспаривать его права. Она знает, что принадлежит только ему. Теперь – окончательно.
Глава 17, В которой герои отправляются домой
Её утро началось почти в обед и было наполнено странными ощущениями во всём теле. Сингер постаралась не улыбаться слишком глупо, но вскоре поняла, что бороться с естественными вещами совершенно бесполезно. Он был с ней: мужская рука покоилась на её бедре, а за плечами разливался жар его груди. Девушка сделала глубокий вдох и повернулась к Джонатану Торну, надеясь, что он ещё спит.
Босс выглядел гораздо моложе и спокойнее, чем когда-либо прежде. Сингер провела пальчиком по обнажённому плечу, коснулась лица и отметила, что скоро он превратиться в настоящего лесного человека: трёхдневная щетина была колючей и щекотала пальцы. Вставать с постели совершенно не хотелось, но существовала чисто физиологическая потребность привести себя в порядок.
Хоуп не стала одеваться: вчера он видел достаточно, чтобы у неё возникло смущение. К тому же Торн спал, как младенец, и не было похоже, что он собирается проснуться ближайшие пол часа.
Сингер настроила воду и едва не заурчала от удовольствия. Лёгкий дискомфорт прошёл, и теперь она испытывала лишь приятную лень и негу во всём теле.
Джонатан Торн наблюдал за тем, как покачиваются её бёдра, пока девушка потягивается и идёт в душ. Раздался шум воды, и мужчина сам не заметил, как оказался за дверью ванной, а потом и душевой кабинки. Она напряглась всего на одно мгновение, но тут же расслабила плечи, позволив ему руководить. Её тело говорило: это твои владения, только ты имеешь все права. И он с радостью пользовался этой привилегией, откидывая влажные волосы с шеи и прикусывая мочку уха.
***