В общем, несложно представить себе ужас, который овладел Прю, пока она наблюдала, как черный шлейф воронов исчезает во тьме Непроходимой чащи вместе с ее маленьким братом.
День почти превратился в вечер, солнце закатилось за холмы, а она все стояла, застыв с раскрытым ртом на краю обрыва. Внизу загремел двигатель, и по железнодорожному мосту, низко нависающему над кирпичом и металлом Промышленного пустыря, проехал поезд. Поднялся ветер, и Прю покрылась мурашками под курткой, по-прежнему не спуская взгляд с узкого просвета между деревьями, в котором исчезли вороны.
Начался дождь.
Прю чувствовала себя так, будто кто-то просверлил в ней дыру размером с баскетбольный мяч. Ее брат пропал в буквальном смысле, птицы схватили его и унесли в глубокий, непроходимый лес, и кто знает, что они там с ним сделают. И все из-за нее. Небо из густо-синего стало темно-серым, на улицах неспешно, один за другим, начали зажигаться фонари. Наступал вечер. Прю понимала, что стоять здесь бесполезно. Мак не вернется. Прю медленно развернула велосипед и пошла обратно вверх по улице. Как она расскажет родителям? Они будут раздавлены горем. Прю накажут. Ее и раньше наказывали — за то, что поздно возвращалась со школьных вечеров, что гоняла на велосипеде по району, но в этот раз наказание будет таким, какое ей и не снилось. Она потеряла Мака, единственного сына своих родителей. Своего брата. Если за пару поздних возвращений ее на неделю оставляли без телевизора, то справедливое наказание за потерю брата и представить невозможно. Несколько кварталов она прошла словно в трансе и почувствовала, что глотает слезы, когда заново представила себе, как вороны исчезают в лесу.
— Соберись, Прю! — сказала она вслух, вытирая слезы со щек. — Думай!
Глубоко вздохнув, она принялась перечислять в уме варианты действий, взвешивая все “за” и “против”. Полиция отметается сразу — там точно подумают, что она свихнулась. Прю не знала, что в полиции делают с психами, которые являются в участок и кричат о стаях воронов и украденных годовалых детях, но подозрения у нее были. Скорее всего, ее увезут в бронированном фургоне и запрут в какой-нибудь подземной камере в далекой-предалекой психушке, где она всю оставшуюся жизнь будет слушать завывания сокамерников и безуспешно убеждать проходящего мимо сторожа в том, что она не чокнутая и заперли ее по ошибке. Мысль о том, чтобы поспешить домой и рассказать все родителям, приводила Прю в ужас: это просто разобьет им сердца. Они так долго ждали Мака. Ей не все было известно, но вроде бы родители собирались завести второго ребенка раньше, только не получалось. Они были так счастливы, когда узнали про Мака, просто светились. Весь дом ожил и засиял. Нет, она не готова принести им страшную весть. Можно было бы сбежать — это выход. Прыгнуть в один из поездов, идущих по мосту, свалить отсюда, путешествовать из города в город, берясь за всякую странную работу и предсказывая будущее за деньги, — может, по дороге ей даже встретится маленький золотистый ретривер и станет ее верным спутником, и они будут вместе бороздить страну, словно пара цыган-кочевников, и ей никогда больше не придется глядеть в глаза родителям или думать о бедном пропавшем братике…
Прю остановилась посреди тротуара и горестно покачала головой.
“О чем ты думаешь? — отчитала она себя. — Совсем двинулась!”
Она глубоко вздохнула и снова покатила велосипед вперед. Осознав единственный выход, который у нее оставался, Прю похолодела.
Нужно пойти за ним.
Нужно отправиться в Непроходимую чащу и отыскать брата. Задача казалась невыполнимой, но выбора не было. Дождь усилился и теперь поливал улицы и тротуары, собираясь в огромные лужи, которые тут же заполняли целые флотилии сухих листьев. Прю обдумывала план действий, тщательно взвешивая опасности, которые сулил подобный поход. На вымокшие насквозь улицы покрывалом опустился вечерний холод; идти на ночь глядя будет небезопасно. “Пойду завтра, — подумала она, не замечая, что некоторые слова бормочет вслух. — Завтра утром, рано утром. Маме с папой даже знать необязательно”. Но как сделать так, чтобы они не догадались? Сердце екнуло, когда она вернулась на место, откуда Мака похитили, — на детскую площадку. Лесенки и качели одиноко мокли под дождем. Макова красная тележка стояла на асфальте, наполняясь водой, внутри валялось промокшее насквозь скомканное одеялко.
— Точно! — воскликнула Прю, подбегая к тележке. Она встала коленями на сырой асфальт и принялась сворачивать мокрое одеяло, придавая ему форму спеленатого ребенка. — Убедительно, — решила девочка и уже было прицепила тележку к велосипеду, как вдруг ее окликнули: