— Десять футов? — сказал один. — Да я во сне дальше прыгал! Десять футов…
— Да ну? — отвечал второй. — Хотел бы я послушать про твой лучший прыжок, Кормак.
Кормак, висевший дальше на той же ветке, что и Кертис, небрежно ответил:
— Тридцать, легко. Расстояние примерно в пять деревьев. И не саженцев каких-нибудь, поняли, это были большие ели. Когда был тот большой рейд в прошлом августе. Коннор видел. Я сидел в кроне здоровенного кедра — и тут вдруг порыв, слышу “крак”, смотрю вниз и вижу, что дерево раскалывается ровно пополам. Ну а я высоко, ни одно дерево не достанет, только ели далеко внизу. Огляделся быстренько и вижу: в пяти елях от меня, как раз в тридцати футах, еще один кедр, такой же здоровый. Ну, я уцепился за верхушку, уперся ногами в то место, где верхняя ветка от ствола отходила, и просто прыгнул, со всей дури, как раз когда этот кедр падать начал, а следующее, что я помню, — цепляюсь за это самое дальнее дерево. И это такая же правда, как и то, что я тут стою перед вами, джентльмены. Тридцать футов.
Разбойник под клеткой Кертиса фыркнул.
— Точно, — усмехнулся он. — Я слышал от Коннора, что этот кедр просто повалился и упал прямо на другое дерево — ты бы и пешком перешел с ветки на ветку, если бы глаза от страха не закрыл наглухо!
Кормак с упреком крикнул:
— Эймон Доннелл, ей-богу, я тебя с копыт скину, как только мы отсюда выйдем — в ту же секунду, как окажемся на свободе, отойдем с тобой в сторонку.
— Не разоряйтесь, господа, — посоветовал разбойник сверху, слева от Кертиса. — Пока что увидеть солнышко нам не светит.
— Может, ты там и прав, — сказал другой. — Эй, Ангус, небось твоя старушка тебя не дождется?
Ангус, разбойник с дребезжащим голосом, чья клетка была самой дальней и оттягивала корень, вздохнул:
— Надеюсь, дождется. Наверно, малыш-то теперь со дня на день родиться может. Я-то хотел быть рядом, когда роды начнутся… — Он бессильно пнул деревянные прутья, слегка раскачав свою клетку. — Проклятые клетки. Проклятые койоты. Проклятая война.
Дмитрий во время этого обмена мнениями в основном молчал; но тут он перебил разбойника:
— Погоди-ка, некоторые из нас, койотов, рады всему этому не больше, чем вы. Меня, между прочим, в родной норе ждет выводок щенков. Я их сто лет не видел! Они, наверное, уже почти вырастут к тому времени, как я доберусь домой. Если вообще доберусь.
Разбойники не стали спорить с этим честным признанием; какое-то время клетки висели в полной тишине, пленники впали в задумчивость. Наконец Ангус заговорил.
— Эй, Шеймас, — окликнул он.
— Ну? — ответили ему.
— Создай нам атмосферу, — сказал Ангус. — Только смотри, чтоб не слишком грустно — давай такое, чтоб поднять настроение.
Окружающие разбойники все как один одобрительно забормотали: “Ага, ага”.
Шеймас, висящий прямо над Кертисом, — тот, который плевался, — повернулся и заговорил с другими пленниками.
— Что, — сказал он, — типа “Девушки из Дикого леса”?
Кормак застонал.
— Господи, не надо, только не эту приторную слезливую муть. Что-нибудь, чтоб отвлечься.
Эймон выкрикнул предложение:
— Как насчет той, про адвоката — про адвоката и Джока Родерика?
Предложение оказалось удачным, и остальные разбойники поддержали его криками.
Шеймас согласно кивнул, поерзав в клетке, выпрямился и начал петь приятным мелодичным голосом: