Будь добр? Он саркастически рассмеялся.
Вдруг он страстно поцеловал ее, сильно прижавшись губами; его язык настойчиво утверждал свои права на новую территорию.
Яхта колыхалась от ударов волн.
— Пожалуйста, Джошуа, отпусти.
Ему не хотелось уступать ее просьбе, но, взглянув в ее перепуганные, несчастные глаза, он понял, что нельзя жить так, как он жил. Как он может воспользоваться ее слабостью?
Лишь только он ослабил руки, она вырвалась и, покатившись, очутилась в кубрике. Трясясь в испуге, она закрыла дверь на щеколду, надеясь, что он больше не тронет ее.
Черт возьми! Он что, в самом деле чудовище?
Или так же боится за себя, как и она? Если отвергнуть ненависть, то что же останется?
Его, кажется, поглотила леденящая темнота. Он взглянул на проплывающие огни. Ночь становилась все холоднее, и Джошуа показалось, что он продрог до костей.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прошло две надели. Хани прожила их, не видя Джошуа. Без его прикосновений у нее возникло чувство, будто сердце сковало льдом. Но каким-то образом ей удавалось жить по-прежнему, хотя она думала о Джошуа постоянно.
Нынешний день выдался особенно тяжелым:
Марио случайно позволил Эмералду выпорхнуть из клетки, и теперь она отчаянно гонялась за ошалевшей птицей, уже не думая ни о чем другом.
Эмералд сидел высоко на яблоне и преспокойно цокал клювом. Прошло уже часов пять, а птица и не собиралась покидать облюбованной ветки. Хани беспокоилась: нужно было попытаться достать попугая, пока не стемнело. Подставив лестницу к стволу и поднявшись на несколько перекладин, она расслышала визжание шин где-то внизу. Она слишком поспешно собрала необходимое для поимки попугая: клетка Эмералда, зеленый балдахин-покрывало, пара перчаток. К сожалению, у нее не было возможности найти сеть — основное приспособление. Получалось, что она поднимается по лестнице напрасно.
Преодолев еще несколько перекладин, она ощутила, что дерево раскачивается из стороны в сторону. И где-то вдалеке так же раскачивались горы.
Эмералд перепорхнул на другую ветку, повыше.
Лестница закачалась еще сильней, как только Хани преодолела еще одну перекладину.
Марио в этот момент выбежал на крыльцо и, увидев тщетные попытки Хани, бросился к лестнице.
— Думаю, в следующий раз ты не будешь против того, чтобы своевременно подрезать попугаю крылья.
Хани и так была взвинченна, чтобы еще пререкаться с Марио.
— Ты бы лучше помог…
Марио собрался поддержать лестницу, когда зазвонил телефон.
— Должно быть, одна из твоих подружек, — поддела Хани.
Он улыбнулся.
— Подожди секундочку. Лучше ответить.
— Марио, куда ты?
Но он уже скрылся в доме. Она взглянула на стоящие далеко внизу автомобили, и голова опять закружилась.
С ехидством Марио крикнул:
— Тебя требуют.
Хани слезла с лестницы и взяла трубку сотового телефона.
— Сесилия, дорогая…
— Эстелла?
— Догадайся, кто звонил? Камерон… Предложил мне купить пакет акций Уатта в течение нескольких месяцев — по вполне доступной цене.
— Джошуа? Я не понимаю. Я просила его о снисхождении недели две назад, но он отказал.
— Да, но, видимо, он передумал. — Голос Эстеллы звучал холодно. — Может быть, ты этому причина.
Хани почувствовала, что сердце начало неистово стучать. Неужели он сделал это ради нее?
— Сесилия, мы выиграли. Ты можешь вернуться домой. Я полагаю, твой отец вполне доволен развитием событий. Однако он говорит, чтобы ты держалась подальше от Камерона. Марио тоже может вернуться.
— А что, если Джошуа опять переменит свое решение?
— Это может случиться лишь при одном обстоятельстве — если он узнает, кто ты.
— Вероятно, вы правы. — Голос звучал мягко и печально.
— Мы выиграли! Полагаю, что твой отец готов простить наше вмешательство во все это предприятие.
— Остерегаться… — повторила Хани как-то совсем безрадостно и попрощалась.
Она выиграла. У нее было все, что нужно, и даже больше. Отчего тогда по телу побежали мурашки, отчего этот озноб? Казалось, внутри разбился сосуд с льдинками. Она услышала приближающиеся шаги.
Высокий мужчина с гибкой, мускулистой фигурой шел вниз по Филберт-стрит легкой походкой.
Джошуа!
Он вошел в калитку сосредоточенный, даже хмурый. На нем были черные спортивные брюки и черная шелковая рубашка, подчеркивавшая мускулистую грудь.
Ее сердце счастливо забилось. Она перевела дыхание, крепче ухватилась за лестницу, собираясь снова на нее взобраться, хотя на самом деле ей очень захотелось полететь в его объятия.
Нет, видимо, исполнилось далеко не все, о чем она мечтала.
Что же суждено еще испытать?
Ей захотелось приласкаться к холодному, загорелому мужчине, который неискушен в любви и не желает попытаться узнать, что это за чувство. Она захотела приласкаться к мужчине, который большую часть жизни был одержим желанием отомстить, к тому, от которого следовало бежать, которого ненавидит ее отец.
Отец простил ей Майка. Но он никогда не простит ей Джошуа.
Но когда она смотрела в чарующую голубизну его глаз, все остальное не имело значения.
— Похоже, тебе нужна помощь, — сдержанно сказал Джошуа. — Я принес сеть.
— Ой, прекрасно! — проронила она сдавленным голосом, чувствуя, что вся трепещет и покрывается краской смущения.
Джошуа подошел к Хани. Взгляд его блуждал по ее фигуре.
— Господи, как же я скучал по тебе!
Никогда такие простые слова не наполнялись столь глубоким эротическим смыслом.
Она радостно взглянула на него, но тут же застыдилась.
— Разве ты не знаешь, что далеко не безопасно так смотреть на меня, — проговорил он с циничной ноткой в хрипловатом голосе. Но в ее взгляде недвусмысленно читалось обожание.
— О Джошуа, — беспомощно произнесла она. — Я полагала, что мне следует сторониться тебя ради собственного спокойствия.
— Я знаю. — Он смотрел на нее с тем же пылом; в голосе — нежность. — Когда ты рядом, я чувствую смятение, когда тебя нет — томлюсь. Я забываю, кто я, что мне нужно. Все, что когда-то имело значение, теперь его утратило.
Она уступила ему лестницу. Джошуа легко поднялся до верхушки дерева и умело накинул сеть на попугая.
Эмералда внесли в дом. Лишь только Хани притворила дверь и открыла клетку, попугай покорно уселся на свой насест, ехидно поглядывая на красующуюся в проеме окна яблоню.
Она повернулась к Джошуа, и ее поразило выражение его лица, а в голубых глазах читались решимость и желание.
— Я твоя должница. Как мне расплатиться? спросила она дрогнувшим голосом.
— Я думаю, ты знаешь. — Это прозвучало и повелительно, и призывно, так что у нее мурашки пробежали по спине. — Дай мне еще один шанс. — (Отвернувшись, она не могла скрыть своего смущения.) Ты обладаешь редкими достоинствами. Именно такую женщину, как ты, мне хотелось встретить. Ты сладострастная, в тебе нет притворства.
Ее лицо мгновенно побледнело.
— Джошуа.., я кое-что хотела бы тебе рассказать.
Он заключил ее в объятия и не дал договорить.
Пальцами нежно коснулся изгиба бровей.
— Не нужно. Прочь всякие проблемы. Говорить можно бесконечно. Мне бы не хотелось портить настроение. Мы оба ждали этого момента — слишком долго ждали.
И он был прав. Хрупкость заново начавшихся отношений нельзя было подвергать риску, поэтому она раскрыла свои пухлые губы, а его чувственный рот приблизился, обжег неистовым, голодным поцелуем, который хотелось длить обоим.
В баре горели свечи, отбрасывая причудливые тени на потолок. Хани и Джошуа окунулись в этот волнующий свет, как только вышли из лифта. На ней было свободное платье из зеленого шелка. Рыжие пушистые волосы были слегка присобраны и контрастировали с бледностью кожи. На щеках легкий румянец. Она знала, что это будет один из самых памятных вечеров.