«Стоп! Это я и сама могу попробовать сделать», - вдруг резко остановила свою молитву Любаша. А березка, в такт ее словам и мыслям, одобряюще зашумела листвой, окутывая девушку своей аурой.
* * *
Подошли степняки, окружили пленницу. Толмач освободил ее от веревок.
- Дорогу к своему селению знаешь?- спросил он, грубо схватив ее за волосы.
- А чего ее не знать? Конечно, знаю, - проговорила она, пытаясь вырваться.
- Покажешь?
- Отпусти косы сперва, потом поговорим.
- Ишь, ты! - Толмач разжал руки.
- Если заплатишь, то и покажу. Чего не показать?
- Платой будет то, что тебе жизнь сохранят. Ну, побалуют с тобой немного. Не без этого. Не маленькая, понимаешь.
Сознавала Любаша, очень хорошо сознавала, что ее ждет.
- Да уж понимаю, понимаю, - с усмешкой проговорила она и, вдруг, широко улыбнувшись, угодливо глядя на толстяка, добавила:
- А медком не желаете угоститься?
Ее, ненависть к ним, скрытая улыбкой, была подобна лихорадке, бушующей в крови, и девушка боялась, что она прорвется наружу.
Толмач перевел толстяку весь разговор. А тот одобрительно закивал головой. А при последних словах рот его расплылся в широкой улыбке.
Любаша вынесла из сарая, забытый впопыхах при переселении, глиняный горшок с медом, вместимостью в четверть ведра. Понюхала. Ощутила тонкий, чуть горьковатый аромат и удовлетворенно подумала: « Да, это он». Поставила горшок на землю.
Ее снова привязали к березе, чтоб не убежала. Узкоглазые воины сели около крынки с медом прямо на землю, подогнув под себя ноги. Теперь девушка боялась только одного: «А вдруг угощение им не понравится?» Но волновалась она напрасно. Попробовав медок, басурманы почувствовали легкое опьянение. А ощутив его, налегли на это сладкое кушанье, как следует. Черпали прямо пятерней. Мед был на руках, на подбородке, на одежде.
Затаив дыхание, смотрела Любаша на пиршество. Она хорошо знала, что это за мед. Его Ульяна-травница называла «пьяным», «ядовитым», «лечебным». Он с пчелиного домика, который был рядом с болотом. Там буйно цвели кустарники вереска и багульника. Он из нектара, собранного с цветов этих ядовитых растений. Человек, поевший такого меда, становится, похожим на пьяного. У него кружится голова, он не может устоять на ногах. И потом теряет сознание.
Теперь Любаша боялась, что меда мало будет на всех: «Жрут, жрут и ничто на них не действует. Может потому, что они другого рода племени?» Но вот один вдруг закачался и завалился набок. Потом второй, третий... И вскоре все шестеро лежали на земле, как трупы. Но не трупы. Они просто временно потеряли сознание.
- Дашутка, - позвала Любаша.- Сюда! Скорее! Развяжи меня.
Девочка, как стрела, выскочила из сарая. Быстро ножом перерезала связывавшие Любашу веревки и испуганно прижалась к ней, удивленно глядя на валявшихся на земле кочевников.
Любаша знала, что супостаты очнутся. Вот только когда? На рассвете? На закате? Или прямо тут же? И оглянуться не успеешь. Этого она не ведала.
Но сейчас они с Дашуткой были свободны, как ветер. «Может попробовать убежать и спрятаться в лесу? А что потом? А как же Данилка? Он приедет сюда на подводе и попадет к ним в лапы. Нет, чужаков надо убить, уничтожить до того, как они очнутся», - вихрем закружились в ее голове мысли.- «Тут все ясно: или мы их, или они нас. Надо сделать так, как они поступили с жителями Приречной деревни. Сжечь!»
И опять опасения: «Да справимся ли мы вдвоем? А если они очнутся? А если появятся еще басурманы?» - Ответов на эти вопросы у нее не нашлось, но была твердая уверенность, что супостатов надо сжечь.
- Тащи солому, хворост, щепки, спалить их надо, - решительно сказала Любаша Дашутке.
А глаза с надеждой смотрели в сторону леса. Между деревьев что-то мелькнуло. «Данилка! Это должен быть Данилка»,- обрадовалась Любаша. Но то, что мелькнуло, исчезло и больше не появлялось.
Она пошла к сараю за хворостом для костра. Из-за плетня раздался тихий шепот:
- Любаша, что за кони?
- Данилка! - радостно воскликнула девушка. - Степняки нагрянули. Это их кони.
- А где седоки? - это был голос Алеши Кукана.
- А нехристи валяются на земле.
- Мертвые? Как ты их, чем? - в два голоса воскликнули удивленно Алеша и Данилка.
- Я их медом. Но, они не мертвые, живые. Вроде, как спят,- ответила она.
- Но ты и молодец, Любава-травница! - воскликнул Алеша, с восхищением посмотрев на девушку.
- А то, что не мертвые - дело поправимое, - резко произнес он. И уже спокойным голосом добавил: - Идите, девочки, за лошадью с подводой. Мы ее в лесу оставили.
- Как увидели шестерых коней возле деревни, заподозрили неладное, решили прояснить обстановку, - вклинясь в разговор, пояснил Данилка, не отрывая взгляда от Любаши. «Жива. Цела, целехонька. Да еще шестерых степняков «усыпила»,- радовался он, лаская девушку взглядом.