— Очередное из шести воплощений-незаслуженной-славы вырвалось на свободу. Если явится еще одно, оно одолеет тех, кто собрался против него.
— Мы сразимся с тобою вместе, но как ты проложишь путь к цели, если нам с трудом удается просто сдерживать волну? — спросил Иврайна.
— Наблюдайте.
«Покажи свою силу!» — прорычала та, внутри которой бушевала буря скверны.
Она вела себя как лидер, но казалась едва способной сдерживать силы, заключенные в полости разума. Внутри существа Смотрительница Тьмы чувствовала потенциал варпа, пытающийся прорваться через нуль-пелену.
— Я продемонстрирую, — заверила фаэрах.
Она тянула с этим сколько могла, но продолжающийся побег вневременной порчи из Панатейтикового хранилища переходил все мыслимые границы. Врата были закрыты благодаря сочетанию познаний некронтир и колдовства альдари, поэтому не имело значения, чего она добьется военными средствами против выпущенной силы, если лишь альдари могли заново активировать замковый камень и запереть склеп.
Низшие существа глупо уставились на фаэрах, но глядеть им следовало вовсе не на нее.
Смотрительница Тьмы мысленно переместилась в главную сеть энергопитания и отключила системы, запечатывавшие тессерактовую темницу. В разделяющуюся камеру вползли рои каноптековых пиявок, едва верхняя секция сдерживающего обелиска разошлась, позволяя электропроводящим волнам поднять его содержимое.
В каркасе из энергогасителей извивалась частица бога, фотонными вспышками выражающая свой гнев по поводу варварства, с каким с ней обращались. Смотрительница Тьмы не испытывала жалости к осколку солнца, ибо в случае освобождения он без колебаний уничтожил бы и ее, и ее великий труд, и все живое в пределах досягаемости. Не стоило забывать, что доносящийся из клетки электронный вопль страдания был всего-навсего протестом сущности, которой не давали беспрепятственно чинить разрушение. Заключение осколка было не просто вынужденным, но и критически важным для выживания.
Смотрительница Тьмы обернулась и указала посохом на разверзнувшееся сооружение. Из раскрытой секции вылетали рассеянные макрочастицы, образуя мерцающие дуги ионизированного воздуха, который, казалось, был наделен собственной жизнью. Благодаря глазной оптике, намного превосходящей любой органический эквивалент, фаэрах смогла восхититься взаимодействием молекул, искаженных и разорванных высвобожденной мощью частицы бога.
Мысль о том, что она обуздала галактического хищника, принесла эхо удовлетворения. Эта была лишь крошечная часть большего целого, однако она будет гореть вечность, питая Панталикоа в отместку за то, что когда-то пыталась насытиться жизнями народа Смотрительницы Тьмы. И все же было бы ошибкой думать, что заточение экзозвездного воплощения являлось карой за предательство, совершенное той самой единой сущностью. Истинная причина крылась в другом и была вполне прозаичной. Когда сами звезды померкнут и умрут, когда энтропия заберет жизнь у Галактики, эта сущность и иные подобные ей сберегут некронтирскую цивилизацию. Воистину, некронтир стали хозяевами своей судьбы. Возмездие преходяще, господство вечно.
— Узрите мощь полностью пробужденного оборонительного комплекса, — изрекла она.
ГЛАВА 25
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Алоринис стремглав несся по краю широкого бульвара, стараясь держаться в тени, однако зеленые вспышки и усиливающееся золотое сияние не предоставляли роскоши подобного укрытия. Впрочем, разницы не было. Марширующий по улицам холодный машинный народ не обращал внимания на гиринкса, синхронно ступая к сиянию впереди.
Фелинид с расширившимися глазами и прижатыми ушами бежал мимо рядов мертвых созданий. Хотя Алоринис чуял и видел их, они не оставляли у него в разуме следа, как будто были всего-навсего перемещающимися декорациями или уплотнившимися тенями. Их искусственная холодность пронизывала весь город, и потому источник психического тепла казался столь манящим.
Красный воин был так сосредоточен на спутнице Алориниса, что гиринксу не составило труда улизнуть, когда парящий пол замедлился для снижения. За несколько ударов сердца фелинид оказался меж неподвижных мертвецов и затерялся среди зданий за ними.
Варп продолжал призывно пульсировать, своим мягким бормотанием напоминая гиринксу о покинутом доме. Мимолетные воспоминания — скорее чувственные впечатления, нежели мысли — вызвали тоску. Он наслаждался связывающими его с хозяйкой узами, но также скучал по обществу таких же созданий, как он сам. Похожий на мурлыканье шепот, доносящийся из сверкающего золотом сооружения, вызывал в памяти объятия кровных братьев и сестер и мягкость матери.