Ну да! На его объяснения морщится, скучая. И явно благосклонно смотрит на подкалывающего его Тартарена.
— Ну и к чему ты нам все это рассказываешь? — спросил Тартарен. — Думаешь, бананы от твоих рассказов быстрее созреют?
Светка, поглядывающая на Тартарена кокетливо, после этих его слов громко засмеялась.
Польщенный Тартарен повел плечами.
— Бананы не созреют, — помрачнел Юнг. — А вот эвкалипты, — сделал он ударение на слове, — может, и подрастут.
Сказал и замолчал со значением. Никто не понял.
— А при чем здесь эвкалипты? — спросила наконец Катя.
— Ой, да он мне всю дорогу про эти эвкалипты… — нервно посмеиваясь, заговорила быстро Света. — Что эвкалипты растут только в Австралии. Что в Австралию мы никак попасть не могли. И такой сорт абрикосов встречается в Средней Азии. А в Атлантике нет. И ананасам тут взяться неоткуда. И что все это кто-то здесь специально посадил и посеял! А значит, где-то здесь должны быть люди.
— Ты это серьезно? — спросил Крис.
— Вполне, — втянув голову в плечи, внимательно глядя на угли костра, отозвался Юнг. — Это от эвкалипта у Кати аллергия. А он нигде, кроме как в Австралии, не растет. И естественным путем попасть сюда не мог.
— Куда ж они де-е-елись, эти люди? — оглянулась Катя, точно ожидая, что из зарослей немедленно высунется голова фермера, возделывающего необитаемую землю под эвкалиптовую рощу.
Юнг ничего не ответил.
— Ладно, — сказал Крис. — Проверим завтра твою теорию. А сейчас… Давайте-ка спать ложиться.
Спорить с Крисом никто не стал.
А когда он объявил, что нужны двое добровольцев на посменное ночное дежурство — поддерживать огонь и посматривать по сторонам, — вызвались Юнг и Тёма. И все устроились на банановых листьях на ночлег. Легли вповалку, не особо разбирая, кто, где и с кем.
Только Катя, подхватив охапку листьев, перетащила их на другую сторону костра и расположилась там одна.
Света при этом хмыкнула и снова, как тогда на пляже, придвинулась под теплый бок Тартарена. А когда он забросил свою лапищу ей на плечи и притянул к себе, только заворочалась, устраиваясь поудобнее.
Тартарен довольно заворчал, почувствовав теплый ее задик у себя на животе. А Светка приоткрыла глаз и совсем не сонно и насмешливо глянула на смотревшего на эту сцену во все глаза Юнга.
Дима вздохнул, снял с сумки Тёмы просохший ежедневник путевого журнала и стал писать в нем свои заметки при свете костра, стараясь больше не смотреть в сторону Светы.
В темноте на банановой подстилке вздыхали, ойкали, шлепали сквозь сон себя по щекам и чесались. Мошкара жрала спящих.
Юнг отложил еженедельник, бросил в костер пару банановых листьев.
Дымом заволокло поляну. Мошка убралась к реке. Возня спящих стихла.
Катя, крутившаяся уже часа полтора без сна, встала, подошла к костру, села, обхватив руками колени.
— О чем думаешь? — не глядя спросил Дима.
— Так…
Сидели смотрели, как огонь, высушив листья, начинает по краям их тихонько разжигать.
— В Москве, наверное, волнуются, — неизвестно о ком сказал Юнг.
— Пока нет, — отозвалась Катя. Быстро и твердо. Видно, она себя об этом уже спрашивала. И решила, что пока — нет.
— Это правда? — спросил осторожно Дима.
— Что?
— Ну то, что Света угадала про твою маму.
— Правда.
— Давно? — Юнг, может быть, и не стал бы спрашивать. Как-то неловко такие вопросы задавать, в сущности, малознакомой девчонке. Но это где-то там, среди людей. Здесь ночью, неизвестно где у костра, — можно.
— В прошлом году, — вздохнула Катя. — Са-амое главное, что это была моя лучшая подруга. Готовились к экзаменам, сидели зубрили у меня в комнате, по вечерам мама поила нас чаем. Отец смеялся, шутил, ухаживал за нами. А потом ушел жить к этой… моей лучшей подруге.
— А мама?
— Она сильная. Ее так просто не сломаешь. У нее свой бизнес рекламный и вообще… Хотя я знаю, ей тяжело. А она не показывает. Не то что я. Вот и из-за того, что я не звоню два дня. Переживает, а виду не покажет.
— То есть разыскивать тебя…
— He-а… Вот не вернусь через две недели, как обещала, тогда, может быть.
— Понятно.
Сидели, смотрели на разгоревшийся огонь.
Кто-то зашуршал и вздохнул сзади.
Обернулись разом, стали вглядываться в темноту.
— Ой! — тихо вскрикнула Катя. — Глаза!
Там сидело нечто маленькое, темное. Наклонив побег эвкалипта, обрывало листики, жевало. Повернулось в их сторону, посмотрело большим печальным глазом с отблеском костра.