– Да выбрось ты этот мешок! Что там у тебя?
Оля покраснела и сказала сердито:
– Сам знаешь что!
«Точно, там ее белые трусики, точнее, раньше они были белыми, – поправил я себя, – и бутылка из-под „Фанты“ с водой».
Пройдя несколько метров, я увидел, что болото значительно больше, чем показалось на первый взгляд. Доходя до самого подножия холма, куда мы направлялись, оно огибало его с обеих сторон и расстилалось дальше.
С пропитанного водой мха я ступил на кочку, которая оказалась совсем не кочкой. Ботинок провалился сквозь землю – обманчиво твердая корочка мха скрывала своеобразный карман холодной грязи. Нога нырнула в вязкую затхлую субстанцию. С проклятием я вытащил ногу и осторожно продолжил путь по ненадежному насту. Вскоре при каждом шаге наши ноги (на каждую из них будто повесили по пудовой гире) чуть ли не по щиколотку уходили в воду.
Стали отчетливей видны островки-кочки, поросшие невысокой травой, которые разделяла черная вода и деревья. Посреди болота осклизлые корни огромного вывороченного дерева, ствол где-то под водой, а вершину можно угадать по блестящим от слизи, темно-коричневым, голым, как черви, ветвям. Вместо того чтобы твердеть, почва становилась все более топкой. При каждом шаге выбрызгивалась тонкая струйка рыжей воды. Наконец земли не стало вовсе: над водой возвышались лишь маленькие островки-кочки. Мы переходили от одного к другому, опираясь на палки. Скоро наступил момент, когда мы не могли не только переступить на очередную кочку, но даже допрыгнуть до нее.
Я старался не думать о том, что произойдет, если в следующую секунду мы не сможем вытащить из ила наши ноги, если мы застрянем намертво.
Гнилостный запах становился невыносимым, пахло разлагающимися растениями, дохлыми рыбами и жабами; Ольга смешно наморщила носик, и, несмотря на всю серьезность ситуации, я рассмеялся.
– Давай посмеемся вместе, Стропов, – иронично проговорила она, и только я собрался сообщить ей причину моего веселья, как она испуганно закричала.
Девушка оступилась, и ее левая нога провалилась в грязно-серую жижу по колено. Ольга с ужасом смотрела, как трясина постепенно, не торопясь, затягивает ее все глубже, палка выскользнула из ее рук. Не веря происходящему, она, словно кролик на удава, глядела на поглощающую ее топь.
«Да, такое возможно, всего только два часа назад ты билась в пароксизмах страсти, и тебе было очень приятно, а теперь ты медленно умираешь, тебе всегда казалось, что подобное может случиться с кем угодно, но только не с тобой».
Все это я прочитал за тысячные доли секунды в ее молящих о помощи глазах.
– Держись! – крикнул я и протянул ей свою палку. Сам я в этот момент нащупывал ногами хоть какую-нибудь твердую опору, топчась в скользкой смердящей массе.
Ольга судорожно схватилась за протянутую палку, я стал осторожно подтягивать ее к себе. Трясина затянула ее почти по пояс, и я удвоил усилия. Рана на ладони открылась, и в мутную жижу закапала кровь. Медленно, сантиметр за сантиметром, с большой неохотой болото постепенно освобождало Ольгу. Упираясь в кочку, я, невзирая на острую боль в руке, из последних сил тащил Ольгу на себя. Последний резкий рывок, и она, тяжело дыша, уже лежала на моих руках. Пакет с трусиками и бутылкой родниковой воды сонно погружался во чрево болота.
– Дима, пакет…
– Бамбарбия-киргуду твоему пакету, – отдышавшись, проговорил я.
– Там вода.
– Предлагаешь нырнуть вслед за ним? Увольте, мадам.
Некоторое время мы молча сидели, облокотившись друг на друга.
Глядя на чистое небо, я чувствовал, что настроение мое все больше омрачается, и я чувствовал, что это связано не только с тем, что мы заблудились.
С самого начала нашего перехода меня не покидало чувство беспокойства. Чувство было сродни тому, что ты вышел из дома и на полдороге задумался о том, выключил ли ты газ на кухне и закрыл ли дверь на ключ. Только сейчас, оглядевшись по сторонам, я понял. Странно, но где, как не на болоте, обитать комарам? Да, одного кровососа я прихлопнул, но он был еще на суше. Теперь же мы находились чуть ли не в самом центре этого царства трясины, и я не видел ни одного комара. Кваканья лягушек я тоже не слышал, умолкли птицы и цикады. Все вокруг было мертво.
Вдруг необъяснимый страх липким покрывалом накрыл меня, у меня возникло ощущение, что только что я раскопал сам себе могилу и жду захода солнца, чтобы в нее лечь.
Я поежился. Говорить Ольге о своих мыслях не хотелось, тем более отсутствие лягушек и комаров на болоте, вероятно, заботило в настоящий момент ее меньше всего. Она немного успокоилась, дыхание постепенно выравнивалось.
В этот самый момент, позабыв обо всех своих мыслях, что только что беспокойным роем носились у меня в голове, затаив дыхание, я почувствовал: мы не одни.
Рядом кто-то есть.
«Может, что-то?» – прошептал чей-то голос, сухой и безжалостный, как шорох паучьих лап.
Сработала некая сигнальная система, о существовании которой я никогда и не подозревал, которая не была востребована в мире цивилизации, которая включалась только в глухом темном лесу. Каждой клеткой своего тела я ощущал постороннее присутствие, и присутствие это было отнюдь не хорошим.
«Не будь идиотом, мы здесь совершенно одни», – стараясь казаться уверенным, сказал я себе.
Внезапно мысли о том, что за нами кто-то наблюдает (спрятавшись за полусгнившей корягой), исчезли, будто их сдуло порывом ветра, и им на смену пришли другие. Странные мысли… Связанные с девушкой, что находится рядом со мной.
Ольга.
Насчет того, чтобы с ней что-то сделать. Что-то такое, что очень хочется, но о чем никогда не расскажешь своим друзьям. Так, в порядке эксперимента.
Внезапно меня обдало неким призрачным ужасом. Чувство было томительным и в то же время отталкивающим. Все еще размышляя об этом, стараясь осознать, о каком эксперименте идет речь, я взглянул на Ольгу. Она смотрела на меня затуманенными глазами, затем облизнула язычком верхнюю губу.
Чья-то тень качалась надо мной, обволакивала. Странное ощущение все еще одолевало меня, будто в мозгу всплыл отголосок давно виденного и позабытого сна, когда немыслимо ни восстановить мелькнувший за гранью бодрствования образ, ни вполне избавиться от смутной тени, вторгшейся в разбуженное сознание. Постепенно чувство исчезало, и исчезновение это было неприятным – словно уползал крупный слизняк, оставляя за собой зловонный след.
– Можно я задам тебе вопрос? – вырвал меня из мира воспоминаний голос Ольги.
– Конечно. – Я посмотрел ей в глаза. Застилавшая ей глаза пелена исчезла, взгляд Ольги приобрел осмысленность. Странное чувство безвозвратно ушло, и сколько я ни пытался восстановить его в памяти, в голову лезла полнейшая чушь. Но что-то осталось… Что-то вроде легкой оседающей пыли от уехавшего автомобиля… Что-то дикое и прекрасное, страшное и… приятное…
– О чем ты сейчас думал?
– Сейчас?
– Да, сейчас. Ты что, глухой?
Я облизал пересохшие губы.
– О чем я еще сейчас могу думать? У нас одна проблема – как найти дорогу, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.
– Нет, до этого. У тебя было такое лицо… Словно ты чего-то хотел. Оченьхотел. – Ольга в упор смотрела на меня.
Легкий озноб пробежал по телу от ее пристального взгляда.
«Да, я хотел тебя, я хотел тебя трахнуть прямо в этом вонючем болоте, опрокинуть головой в грязную слякоть и насиловать, и чем извращенней будет секс, тем лучше! А потом достать нож…»
Воображение тут же нарисовало мне картину, как мы, грязные, потные, испачканные тиной и болотной жижей, безумно хохочущие, с вытаращенными глазами, совокупляемся в тошнотворной каше из склизких растений и тухлых жаб.
Эти мысли испугали меня. «Это совсем не то, о чем ты думал», – пытался я себя убедить, но попытки были слабые и неуверенные. Я осмотрел рану. Окровавленный платок на руке, пропитанный уже не только ее, но и моей кровью, порвался и испачкался. Я сорвал его с руки и швырнул в темную жижу. Ольга недоуменно глядела на меня, а я равнодушно смотрел, как он не торопясь скрывался в тине, напоминая миниатюрный кораблик, терпящий бедствие.