Но я подвергнул его слова сомнению. "В конце концов, - рассуждал я, - в стране полно великих монастырей, в которых множество знаменитых мастеров. Они многочисленны, как семена у кунжута или льна. Этот человек всего лишь старик из убогой ветхой богадельни при храме: как нелепо, что им так гордятся! Действительно, лучше уйти отсюда и отправиться в иные места".
Ранним утром следующего дня я, все еще находясь в подавленном состоянии, взял свою чашу для подаяния и отправился в деревню около замка Иияма.
В то время я полностью растворился в своих коанах, не оставлял их ни на один момент. С чашей для подаяния в руках я расположился напротив ворот дома, застыв в каком-то трансе. Из дома послышался крик: "Убирайся отсюда! Ступай своей дорогой!" Однако я был настолько поглощен коанами, что не обратил внимания на этот крик. Это, очевидно, разозлило хозяйку, и она вскоре появилась передо мной, размахивая метлой. Она подбежала, обрушила метлу на мою голову и принялась бешено молотить по ней, как если бы намеревалась вытрясти мне мозги. Моя шляпа из осоки превратилась в лохмотья. Я был опрокинут и упал на землю, полностью лишившись сознания. Я остался лежать, будто мертвец (66).
На улицу вышли соседи, встревоженные происшедшим. С участливым выражением на лице они восклицали: "Посмотрите, что наделала эта старая карга!" и тут же вновь исчезали, запирая за собою двери. Все успокоилось, наступила тишина - повсюду ни единого движения или признака жизни. Какие-то люди, случайно проходившие мимо, удивленно приблизились ко мне. Они подхватили меня и попытались поднять.
"Что случилось? В чем дело?" - спрашивали они.
Как только я пришел в себя и открыл глаза, я вдруг обнаружил, что неразрешимые, неприступные коаны, над которыми я работал, все эти ядовитые цепкие когти, мною пройдены. Пройдены до самых их корней. Они попросту перестали существовать. Я захлопал в ладоши и закричал от радости, испугав людей, которые обступили меня, помогая подниматься с земли.
Раздались крики "Да он сошел с ума! Безумный монах!", и люди в страхе отшатнулись. Они отвернулись от меня и не оглядываясь поспешили прочь.
Я поднялся, расправил одежду и возложил на голову остатки своей шляпы. Блаженно улыбаясь и торжествуя, я сдвинулся с места и медленно побрел обратно в Нарасава, в Сёдзу-ан (67).
Вскоре я заметил старика. Он поманил меня к себе и обратился ко мне: "О достопочтенный, не вышибла ли эта женщина из тебя дух?" Я едва улыбнулся и не издал в ответ ни звука. Старик предложил мне для еды целую чашу риса и после отпустил меня.
С улыбкой на лице я подошел к воротам обители Сёдзу-ан. На террасе возвышался наставник. Окинув меня взглядом, он сказал: "С тобой произошло нечто необычайное. Постарайся рассказать".
Я поднялся к тому месту, где он стоял, и начал довольно подробное повествование об испытанном мной просветлении. Тогда наставник взял свой веер и хлопнул меня им по спине.
"Я искренне надеюсь, что ты доживешь до моих лет, - воскликнул он. - Но ты должен твердо решить никогда впредь не довольствоваться такими пустяками. Теперь все твои усилия должны быть обращены к упражнениям после сатори. Те, кто удовлетворяются малыми достижениями, никогда не продвигаются далее шраваков. Всякий, кому не ведома практика, приходящая после сатори, с неизбежностью кончит тем же, что и жалкие архаты Малой колесницы. Ведь их заслуги ничтожны настолько, что я пожелал бы тебе переродиться в облезлом гноящемся теле старого лиса, нежели стать когда-либо священнослужителем первой колесницы" (68).
Под упражнениями после сатори он разумел следующее: за первым сатори двигаться дальше, посвятить себя непрерывной практике и не останавливаться даже тогда, когда она принесет свои плоды. Продвигаясь по этому пути можно достичь последнего, самого трудного препятствия (69).
Единственное, что требуется, это "постоянно и неотступно посвящать всего себя скрытой практике, добросовестному старанию, ведь это есть сущность внутри сущности" (70). Толпы последователей дзэн "не-рожденности", которые сидят подобно иссохшим пням и "в тишине озаряют" сами себя, гораздо хуже, чем презренные покрытые язвами старые лисы.
Однажды кто-то спросил: "Что есть скрытая практика и добросовестное старание?"
Это вовсе не значит, что следует укрываться в горах или сидеть, подобно деревянному истукану, на скале под деревом "в тишине озаряя" самого себя. Но это значит быть полностью погруженным в упражнения - всегда, во всех ежедневных своих делах, стоя, сидя или лежа. Поэтому и говорится, что практика, сосредоточенная в деятельности, в сотню, тысячу и даже миллион раз выше практики, которая совершается при отсутствии всякого действия (71).
Если, достигнув сатори, ты продолжишь целенаправленно упорствовать в своих упражнениях, удаляя ядовитые клыки и когти пещеры Дхармы, расщепляя ущербные, уносящие жизнь заклятия (72), штудируя самые разные тексты, равно буддийские, так и небуддийские, накопляя великий запас богатств Дхармы, разгоняя колеса четырех величайших обетов, взяв на себя обязательства творить благо для всех живых существ и спасать их, стараясь всякий момент своей жизни преуспеть в дарении великой Дхармы, не имея при этом ничего, совершенно ничего общего со славой или прибылью, какую бы форму она ни приняла, вот тогда ты будешь истинным и законным наследником буддийских патриархов. Награда за это последует большая, чем достижение рождения в виде человека или бога.
"Отчего говорится, что преуспевание в миру является проклятием трех кальп?" (73)
Великое число мужчин и женщин стараются ради благодатного рождения в будущей жизни, желая достичь буддовости, желая быть рожденными в Чистой Земле. Они строго соблюдают правила благочестивой жизни, держатся предписаний, читают и собирают бесчисленные сутры, прислуживают Буддам, приносят дары духовенству, оказывая им почтение низкими поклонами. Они совершают паломничества к различным священным местам страны: Титибу в Бандо, Сикоку на востоке, в Нара и на гору Коя. Они совершают благие деяния тысячами, становясь искусными во всяком тайном мастерстве, известном среди людей. Однако до тех пор, пока они не встанут на Путь, испытав кэнсё и услышав хлопок одной ладони (74), они останутся весьма далеки от буддовости и не обретут даже видения Чистой Земли. То, что в мире почитается добродетельным и благим, есть отрава в трех кальпах.
Каково твое нынешнее существование? Терпя многочисленные трудности и совершая бесчисленные благие деяния ты можешь обеспечить себе перерождение в виде принца, великолепного полководца, могущественного князя, а возможно - главы какой-либо знаменитой семьи. Положение в обществе и богатство окажутся тогда в твоем полном распоряжении, а в кончиках твоих пальцев сосредоточится власть. Без сомнения, ты будешь ликовать, обретя такое состояние и могущество. В этом новом существовании все события прежней твоей жизни будут забыты. Все бесчисленные деяния добродетели, совершенные в прошлом, исчезнут, подобно каплям росы при свете солнца. Будут собраны пре- красные женщины, которые станут твоими женами, зрелыми наложницами, которых ты будешь держать в объятиях. Ты не сможешь даже сосчитать количество слуг и вассалов, которые будут исполнять всякое мелкое твое поручение. И тут появится прекрасное пурпурное платье для жены Чан, чулки из драгоценной прозрачной ткани для наложницы Ли. Сундуки твои, однако, окажутся не столь полными, чтобы выдержать подобные изыски, и ты станешь домогаться чужой собственности, будешь грабить целые состояния, высасывая из людей последние соки, перемалывая в муку бедных. Все эти притеснения станут причиной того, что люди будут испытывать неописуемые страдания.
Нанизывая с избытком одно злое деяние на другое, после смерти ты, несомненно, направишься прямо в местопребывание зла. Тогда ты попадешь на одну из трех адских дорог, в которых тебя будет ожидать бесконечный круг терзаний и страданий, или вновь родишься в одном из восьми трудных пределов (75). Сможет ли теперь кто-либо, после всего сказанного, отрицать, что преуспевание в миру является проклятием трех кальп?
Тогда монах, стоявший рядом, сказал: "Совершенно очевидно, что преуспевание в миру является зловещим для мирского люда. Но все же, это уже не относится к тем, кто вступил на стезю священства". Я ответил, что, напротив, это относится и к буддийским священникам. Однако мне не хотелось распространяться на этот предмет, поскольку он подразумевал рассказы о некоторых из них.