О да.
Азаров, Джеймсон, Ривера. Физика, генетика, ксенология. Трое величайших. Пусть, пусть третьего ещё не успели оценить сполна, всё ещё впереди…
«Известно, что человек сам формирует окружающую его реальность, — сказал он. — Но некоторым это удаётся лучше других». Пока на земле, в питомнике биологического оружия, ксенологи-теоретики ищут орган, диапазон частот, волну, на которой экстрим-операторы разговаривают со своими драконами, Сайрус Ривера дерзко идёт дальше. Ставя неизвестные способности расы Homo на службу ей самой.
Местра Гарсиа легко и сладко улыбнулась лучшему из мужчин.
— Итак, — сказал Ривера. — Айфиджениа Никас. Уменьшительное звучит как «Ифе»… Ифе.
Помолчал. Желваки играли на скулах, точно он перекатывал имя на языке, желая распробовать вкус.
— If. «Если». Символично. Если что-то может случится теоретически, она способна заставить это случиться…
На столе под картой, отражая её синеватое свечение, лежал листок электронной бумаги, исписанный дурным почерком от руки. Буквы и точки в овалах, стрелки, короткие неразборчивые фразы. Уже позади разработка плана в трёхмерности, многократные обсуждения, бесчисленные правки, бессонница… это самый старый, первый набросок, грубый черновик. Диспозиция, общая тактика, предполагаемые действия противника, вспомогательные удары боевых групп «Шторм», «Янтарь» и «Акинак». Пути отступления.
Битва у Ррит Айар.
Битва за Третью Терру.
…двадцать три часа тридцать минут по условному земному времени. Первый ударный флот неуклонно шёл намеченным маршрутом. Флагман, тяжёлый крейсер «AncientSun», первый представитель нового типа кораблей «Тодесстерн», неторопливо достраивал себя изнутри. Дневная смена располагала личным временем, включалась в работу ночная. Индекс целостности приближался к ста процентам.
В помещениях, отведённых для отдыха личного состава, сержант Джек «Лакки» Лэнгсон в нарушение устава пил бессовестно разведённый спирт и развлекал женщин.
Но это к делу не относилось.
— Что за чушь вы несёте? — спросил адмирал Луговский без раздражения, с одним любопытством.
Китель висел на спинке кресла, галстук был ослаблен, верхние пуговицы сорочки — расстёгнуты. Адмирал только что провёл сеанс прямой связи с Землёй и испытывал сильное нервное утомление. Впрочем, положение вещей его устраивало. Средства нашли, марсианские верфи форсировали строительство, имелись все шансы, что «Ямамото» успеет на помощь «Солнцу». Кроме того, флот наконец-то получил дополнительный мобильный док. Пусть не новый. Дефицит места в доках не давал Луговскому покоя.
…Имя Станислав, слишком длинное и ярко-этническое, не подходило для карьеры. Его звали Стэн. Но менять фамилию на «Луговски» Стэн не соглашался никогда.
Адмирал занимался серьёзными делами, решал насущные проблемы и, сказать по чести, вначале предположил, что Сайрус явился развлечь его. Это было вполне в духе Риверы. Но по мере того, как сухой и серьёзный по-обычному ксенолог излагал суть вопроса, изумление флотоводца росло.
— С какой стати мне производить кадровые перестановки — сейчас? И для чего?
— Мне необходим этот человек.
— На крейсере хватает медперсонала.
— Не как ассистент. Как объект эксперимента. У неё присутствует крайне редкая генная мутация.
— Чёрт-те что, — хмыкнул Луговский.
— Позвольте с вами согласиться, — медленно улыбнулся Ривера. — Я понимаю, что нельзя назначить человека подопытным кроликом. Пусть она просто находится на корабле в своём профессиональном качестве. Она отличный врач.
— Профессиональном? — суше переспросил адмирал. — Знаете что, Сайрус? Через двадцать дней плюс-минус десяток часов будет столкновение. Не забывайте, что вы тоже находитесь здесь в своём профессиональном качестве. Занимайтесь своим делом!
— Только им я и занимаюсь, Стэн.
— Я чего-то о вас не знаю? — почти угрожающе поинтересовался Луговский.
— У вас превратное представление о моей специальности, — непринуждённо ответил советник.
Раздражение исчезло внезапно, как рукой снятое. Луговский знал об этой особенности Риверы — умении заражать неколебимым спокойствием. Подчас пользовался сознательно, требуя присутствия ксенолога даже там и тогда, где оно очевидно не требовалось. Тот относился с пониманием.
— То есть? — буркнул адмирал.
— Ошибочно думать, что ксенология изучает инопланетян, — проговорил Ривера.
Помедлил. И разъяснил, глядя на оснеженные пики неведомого хребта:
— Ксенология изучает любые формы чужих.
— Мы оставили там собаку, Джек, — прошептала Ифе.
— Где?
— На Кей-Эль-Джей. Его собаку.
— Ну не возвращаться же теперь за ней, — резонно заметил Лакки.
— Тьфу на тебя, — сердито шикнула Айфиджениа. — Помолчал бы.
Лакки покосился на эвакуанта. Злополучный мальчишка с натугой катал зрачки туда-сюда, пытаясь разглядеть их. Мотнулся кадык на тощей серой шее: Уивинг звучно сглотнул.
— Позови тутошнего врача, — угрюмо попросил Лакки. — Поговорить надо.
Медичка хлопнула глазами.
— Джек…
— Серьёзное дело.
Он не стал разговаривать в коридоре, хотя Ифе, приревновавшая своего пациента, хотела побыстрее разобраться с Джеком и вернуться — туда, где над недобитком хлопотал главврач «Древнего Солнца». Полковник медслужбы был неравнодушен к майору Никас, потому и взялся исполнять просьбу лично. Счастливчик потихоньку приревновал сам, но виду не подал. Птица знала, что не красавица с виду, но не знала, насколько притягательной становится, когда щебечет по-своему…
Они сидели в каюте Ифе, Джек понуро разглядывал свои ботинки и старался не смотреть на выгнутый бок гитары, упрятанной под медичкину койку.
— Что, Джек? — спросила, наконец, Птица. Ясно стало, что начинает волноваться.
Джек не хотел, чтобы она волновалась.
— В общем, вот, — пробормотал и прокашлялся.
— Что?
Во рту пересохло, слюна превратилась в клей и намертво стянула горло. Балагур и умник Лакки разучился толкать гладкие речи.
— Ты только не волнуйся, — выдавил он. — Тебя на «Древнее Солнце» переводят третьим врачом.
Ифе озадаченно глянула на него.
— Почему? — проговорила едва слышно.
Лакки шумно вздохнул и сгорбился, упираясь локтями в колени.
— Откуда ты знаешь? — чуть громче спросила Птица.
— Морески сказал. Ему приказ пришёл. Ты только не волнуйся, ладно?
— Я не волнуюсь. Я не понимаю, почему. Здесь же есть третий врач, он хороший специалист.
— Не в этом дело.
— А в чём?
— Долго объяснять.
Айфиджениа открыла рот. Закрыла. Опустила бледное личико.
— Ты только не волнуйся, — в третий раз повторил Лакки.
Они долго молчали. Потом долго говорили вроде бы ни о чём — о «Миннесоте», покойном капитане Карреру и его дочери-музыкантше, о Кей-Эль-Джей, Тери Уивинге и его будущей судьбе — сироте прямой путь в одно из военных училищ, примут без экзаменов, а продлись война ещё лет шесть, он встанет в строй — о Первом ударном флоте, лунных верфях, втором крейсере «Ямамото Исуроку», и о страшно далёкой, родной, зелёной Земле.
…О Земле в ту пору вообще говорили редко. Плохая примета. Много будешь говорить — не увидишь. Но Ифе — Птица, главная примета из всех, что есть, сама по себе; и с ней было можно.
После этого у Джека хватило сил признаться.
— Это я виноват, — сказал он. — Я сболтнул.
Ифе скорбно опустила ресницы.
— Как же вы теперь? — шепнула после долгой паузы.
— Как все, — развёл руками Лакки.
И внезапно резко, с натугой, точно выныривая с глубины, повеселел.
— Я тебе про боевых зайцев рассказывал? — бодро поинтересовался он.
— Рассказывал, — Ифе слабо улыбнулась, понимая, что Джеку не хочется видеть её пасмурной и тоскливой.
— А ты у меня зайчиха особого назначения, — и Счастливчик погладил её по склонённой голове.
…«Миннесота» увозила людей с SKJ-56/9, промышленной колонии. Там был рудник, а комендант планеты фальсифицировал списки жителей, чтобы снизить официальную выработку и положить часть дохода себе в карман. Разница оказалась фатальной для воздухоочистки. Жилые отсеки переполнились, люди лежали в коридоре, стараясь дышать как можно реже и не полной грудью. Плыло зловоние. У старика-казначея начался сердечный приступ. Он плакал и каялся, и просил усыпить его до смерти, чтобы не отнимать воздуха у остальных — ведь он знал, что творит комендант, и имел долю…