Местра Надеждина смотрит на одноэтажное здание столовой. Такое красивое. «Ласковый берег», последнее детище Андрюши Хасанова, создавшего когда-то Райский Сад…
За плечом триумвира беззвучно рыдает Стелла.
Ее выпустили, доступно объяснив, что к чему. Отобрали браслетник, сунув взамен в руки карточку связи. Белая эта карточка до невозможности похожа на визитку триумвирата, и функция у нее приблизительно та же – только один номер… Браслетник выключили, на случай, если захотят выйти на связь сами.
Местра Ароян снова и снова напоминает себе, что она – врач, она – начальница здесь, вся ответственность лежит на ней, и нужно блюсти достоинство, сохранять спокойствие, готовиться к риску и принять наказание, которое безусловно заслужила…
– Алентипална, – с трудом выдавливает она, – там… я подумала, что можно было бы сбежать через кухню или туалеты, но так только здоровые дети бы смогли… а потом… одна повариха, Ева, решила попробовать… и они ее… ее…
– Вы пытались вступить в переговоры? – спрашивает местра Надеждина.
Стелле хочется закричать, что ей в спину тыкали дулом, и вот все переговоры, какие были!.. но перед ней – не Волшебная Бабушка, которую ждут каждый год куда больше, чем Деда Мороза, которая одаряет не всех, зато настоящими чудесами.
Даже не добрейшая местра Алентипална.
Перед главным врачом «Ласкового берега» – триумвир Седьмой Терры.
Ей не жалуются.
Ей докладывают.
– Некоторое время я сама была в числе заложников, – говорит Стелла, чувствуя, как возвращается самообладание. – Мне объяснили ситуацию. Потом… потребовали, чтобы я стала посредником.
– Я не об этом. Вы лично, персонал лечебницы – уже предлагали обменять себя на детей?
Местра Ароян прикрывает веки.
– Они отказались.
– Передать медикаменты?
– Отказались.
– Они сообщают, как чувствуют себя больные?
– Нет.
Алентипална закусывает губу.
– Ясно. Костя?
Одного взгляда на лицо Солнца достаточно, чтобы дыхание остановилось от страха. Стелла сглатывает и переводит взгляд на местера Этцера, сидящего рядом на корточках. Почему-то его вид успокаивает.
– Хорошо оплаченные, – мрачно говорит Полетаев, щурясь. – Вон, мобильные мины шляются… видите, вроде пауков, поблескивают? Это на случай штурма. Я десяток насчитал, пока кругом ходил, значит, внутри еще. Если стандартная модель, при подрыве заденет даже тот корпус.
– Там нет палат, – торопится Стелла. – Процедурные кабинеты.
– Их «крысы» – на крыше, – продолжает Полетаев. – Обычная планировка, я такую видел. На Терре-Три школу захватывали, квазицитами выкуп требовали. При выполнении требований «крысы» снимаются. Пока мины на связи, погоня невозможна. Когда уже нет – есть серьезная фора и шанс уйти.
– Они не выдвигают требований, – всхлипывает Стелла. – Вообще никаких. Уже два часа прошло, как обед кончился. Я уже всем позвонила, кому велели… они сказали, когда официальные лица выйдут на связь, предъявят требования…
– Я – официальное лицо, – спокойно говорит местра Надеждина. – Дайте карточку.
Этцер перехватывает покорно протянутую руку Стеллы.
– Алентипална, – на грани тревоги, – может, лучше подождать? Посоветоваться? Я уверен, что из Города вот-вот…
– Я тоже уверена, – качает головой Бабушка. – Именно поэтому надо поторопиться. Иначе все окажется бестолку. Карточку, Юра. Стелла, как зовут их командира?..
– Добрый день, – говорит он, и в голосе слышится улыбка. У карточки только одна функция – аудиосвязь. Алентипална благодарит небо за то, что не видит лица. Ненависть истощает.
– Здравствуйте, местер Эмиз. Моя фамилия Надеждина. Я председатель комиссии по делам несовершеннолетних, и вхожу в триумвират Седьмой Терры.
Бабушка молчит.
И добавляет просительно:
– Я ценный заложник.
– О! – отзывается террорист с интонациями почти куртуазными. – Вы хотите обменять себя на детей?
Алентипална прикрывает глаза. Касается пальцами подбородка. Хмурится.
– Нет. Дети нуждаются в медицинской помощи. Им нужно регулярно принимать лекарства, иначе неизбежны приступы. Возможны летальные исходы. Пожалуйста, пустите меня к детям.
И, обернувшись к дрожащей Стелле, совершенно другим, жестким и властным голосом:
– Шприц-пистолет, насадки, четыреста доз эфарилемина, двести – иммуномодулятора. Быстро!
Одна из медсестер уже бежит к процедурному корпусу.
– Интересно, – говорит местер Эмиз. – Очень интересно, любезнейшая местра Надеждина. Вы даже не поинтересовались нашими требованиями.
– Прежде всего – жизнь, уважаемый местер. О политике можно позаботиться потом.
– Мне нравятся нестандартно мыслящие люди.
– Если бы вы хотели выполнения требований, вы бы не стали держать их в тайне так долго, – мягко объясняет Алентипална. – Поэтому я думаю, что цель вашей акции – устрашение.
– Мне нравятся мыслящие люди, – Эмиз смеется. – Буду рад побеседовать с вами. Идите.
Алентипална берет из рук подоспевшей медсестры серую сумку с жесткими боками. Осторожным, плавным движением снимает с плеч главврача белый халат – Стелла только рот успевает открыть – перекидывает через руку.
Трогается с места.
Туки-тук – стучат каблуки: женщина в сером деловом костюме идет по аллее вдоль скверика, через площадь перед столовой, под сотнями взглядов со всех сторон – в лицо, в спину, со спутников в небесах. В руке у нее маленький чемоданчик, серый, как ее костюм, серый, как ее глаза.
В чемоданчике – две сотни жизней.
Эмиз встречает ее у дверей.
Кайман, наблюдающий за встречей, глухо, злобно шипит: с боков ублюдка защищают колонны крыльца, точно перед собой он держит Алентипалну. Лучше амортизаторов стреляют только корректоры, но этого снять не удастся…