Проспала она недолго.
Майк шел по лесу. Бездарно шел. Запинался о корни, нервно шарил здесь и там лучом слабого фонарика и оттого еще больше слеп. Ругался. Он разбудил Лилен за минуту до того, как Дельта тронул ее мордой между лопаток, сообщая, согласно уговору, что кто-то идет.
Лилен беззвучно выругалась. Додумался же… кто ему сказал, где она может быть? Не иначе родители.
Тьфу.
– Лилен! – позвал Майк. – Лилен, ты здесь? Ты в домике?
«В домике я, в домике, – с нутряным смешком подумала та. – Чур, не играю». Выглянула, скорчила раздраженную гримаску.
– Кто тебя привел?
– Никто, – быстро сказал Майк.
Лилен нарочито громко вздохнула. Скрылась на миг в чернильной темноте и вынырнула под днищем гнездышка, спускаясь вниз по канату.
– Ты зачем пришел?
– А ты зачем ушла?
– Погулять. – Лилен подумала, что сейчас вполне может прийти в ярость.
– Ночью?
– Люблю гулять ночью.
Майк опустил глаза. На виске темнела царапина: днем, шарясь по кустам с камерой, налетел на шип. Злополучный творец вздохнул, сунул большие пальцы за пояс брюк, вытащил.
– Лилен, – сказал он. – Я тебя люблю. Ты только, пожалуйста, помолчи.
Возлюбленная гневно раздула ноздри, но повиновалась. Больше из любопытства, чем из уважения, и все же не сказала ни слова.
– В общем, так, – Майк проглотил комок в горле. – Прости, что я не сказал насчет Урала. Я собирался. Долго. Я просто… понимаешь? Ну, я боялся. Боялся. Что ты… не захочешь. Я не знаю, как я буду там без тебя. Понимаешь, у меня девять сюжетов, я им представил – для полнометражек! – им интересно, два уже пошли в работу на сценарий, но они все для тебя! Я не смогу это снимать без тебя. Ты понимаешь?! Ну да, я псих, я чокнутый, я ничего не вижу, кроме своей студии, но я не могу без тебя!
Лилен молчала. В темноте ее глаза были совершенно черными, а волосы лунно светились. Майк не смог удержаться от мысли, что кадр бы вышел немного сладкий, но очень красивый, особенно с таким выражением лица, как у нее сейчас – устало-льдисто-бесстрастным, как у лесного духа…
И проклял всё.
– Лилен.
Ресницы, длинные и густые, точно у анкайи, медленно взмахнули.
– Ну скажи что-нибудь!
– Что-нибудь.
Майк застонал, дернувшись.
– Что я должна сказать? – очень спокойно спросила Лилен. – На какой вопрос ответить?
– Ли…
Она оборвала его, подняв ладонь.
– Подсказываю: ты хочешь, чтобы я поехала туда с тобой или поехала туда сниматься?
Майк смотрел на нее несчастными глазами.
– Я хочу, чтобы ты поехала туда со мной, чтобы сниматься у меня.
– А если я буду у тебя сниматься и все, тебя это устроит?
Майк зажмурился. Запустил пальцы в длинные волосы. Лилен отстраненно подумала, что посоветовала ему хороший шампунь, и теперь хоть пряди не слипаются. Уставилась в землю, пнула носком кроссовки лысый терранский кактус. Макферсон оскалился, всхлипнул и выговорил:
– Нет. Не устроит.
Лилен пожала плечами.
– Но я все равно хочу, чтобы ты поехала, – сказал Майк.
Заухала ночная птица. Лучились крупные терранские звезды.
– О-кей, – сказала Лилен.
В детстве Лилен от дома до гнезда на дереве носили нукты – минут за двадцать; могли и быстрее, но берегли всадницу. Отчаянный Майк шел сюда часа три, петляя по ночному лесу. Он вымок от росы и пота, потом замерз, несколько раз упал, исцарапался насмерть, был с головы до ног искусан мошкой и дико устал. Прочти Лилен о чем таком в романе про любовь – восхитилась бы преданным парнем. Но Майка ей даже не хотелось жалеть.
Она много раз пыталась проникнуться к нему хоть какими-нибудь чувствами. Ей это даже удавалось – ощутить благодарность, нежность, умиление, словно над щенком… лишь до того, как она снова видела Майка вблизи.
Съемки. Еще он нравился ей на съемках, – злой, безжалостный, в ауре ясного необыденного огня. Но он не умел быть таким всегда, и оттого повседневный Майк казался еще противней. «Почему к его мозгам не прилагается нормальная внешность?», – с тоской думала Лилен, но тут же мелькала мысль, что даже если Макферсон пострижется, подкачается и вправит уши, быть с ним она все равно не сможет.
Подсознание. Физиология.
…Он как-то спросил, откуда взялось ее имя. Лилен машинально ответила «Не знаю».
– У тебя оба родителя немцы, и ты не знаешь, почему тебя зовут Лили Марлен? – изумился Майк.
– Мама хотела назвать меня Лили, а папа – Марлен. Вот и все, – сказала Лилен и мрачно добавила, – я плохо говорю по-немецки.
– Я знаю немецкий, итальянский, французский, испанский, основной нкхварный и прим-лаэкно, – улыбнулся Макферсон.
– А я говорю по-русски, – отрезала Лили Марлен. – Второй родной.
– Заслуживает уважения, – согласился Майк; непонятно, с подначкой или всерьез.
И вдруг запел. Голос был тихий и глухой, но чистый. Макферсон в детстве ходил в музыкальную школу и имел привычку импровизировать на рояле блюз, когда размышлял. Из слов Лилен понимала едва половину, только припев повторялся и не оставлял сомнений.
«Моя Лили Марлен…»
Лили Марлен смотрела на светящееся изнутри лицо Майка, и ей было противно.
В нем горел огонь не той природы. Он был гений, а она хотела – воина.
Дельта ждал. Он чувствовал, что Лилен новоприбывший не по вкусу. Девушке стоило допустить единственную мысль, и Макферсона ждала бы незавидная участь. Никаких лишних соображений у Дельты не имелось.
– Обратно дойдешь? – хмуро спросила Лилен.
– Дойду, – тихо сказал Майк.
– Тьфу на тебя. По канату залезешь?.. А, Дельта!
Со спины Дельты он, конечно, едва не упал. Дельта зашипел в том смысле, что настолько мягкокожих самцов еще не встречал, и Лилен укоризненно насчет Дельты подумала. В помещении Макферсон все-таки очутился. Лилен вытащила из тюка еще одно одеяло и толкнула тюк Майку.