Алентипалне трудно следить за словами Эмиза. Она размышляет, когда будет штурм. Должно быть, спецназ уже здесь. Или нет? Кажется, что прошли часы, но если судить здраво — минуты…
Здесь десятки вооружённых людей и десятки мобильных мин.
— О чём вы думаете? — Лицо Эмиза на щите приближается. Тон его доверителен. — О ваших воспитанниках? Не беспокойтесь. Как только они появятся, я разрешу вам переговорить с ними. Вы сообщите, что в тело каждого из моих людей вживлён чип, отслеживающий состояние здоровья. Если оно у кого-то внезапно резко ухудшится, кто-нибудь обязательно постреляет, и не в воздух. Попытки вывести из строя мины-пауки вызовут либо их детонацию, либо, опять-таки, прицельную стрельбу.
— Почему вы это делаете? — безнадёжно спрашивает Алентипална.
— С вашего разрешения, я продолжу мысль. Простите, но я так давно ждал возможности обратиться непосредственно к вам! Итак, я согласен даже на судьбу Сандерса. Но у меня есть основания подозревать, что я её избегну. — Эмиз набирает в грудь воздуха, он выглядит всё более нервозно. — Я не убью вас. Я хорошо информирован. Я знаю, чем Чёрная Птица отличается от Белой, и знаю, что будет с тем, кто убьёт Чёрную Птицу. Но я знаю, что вы за человек… Волшебная Бабушка. Вы умрёте сами, и мысли ваши в эту минуту будут только о том, как спасти детей. Не о том, какого наказания я заслуживаю.
— Вы не убережётесь.
— Мне всё равно.
— Почему?
Эмиз сияет. Он ждал этого вопроса. Алентипална думает, что сейчас будет новый долгий монолог, во время которого она сможет отвлечься.
Она с трудом различает даже лицо человека на щите, не говоря уже об окружающем. Смотрят ли на неё, перешёптываются ли… живы ли те, кто рядом с ней… нет, живы, иначе не было бы так тяжело. Как будто многотонная плита опускается на темя. Лёгкие отказываются принимать кислород. Тело деревенеет. Нестерпимо болят глаза: должно быть, сосуды лопаются. Не перепугать бы малышей красными глазищами…
Волшебная Бабушка поёт жизнь.
Непрерывно.
С той минуты, как вошла сюда.
Без регулярного приёма медикаментов больные синдромом Мура существовать не способны. Время приёма давно позади. У кого-то раньше, у кого-то позже, но у всех детей в зале должен начаться приступ.
До сих пор не случилось ни одного.
Эмиз говорит. Быстро, очень быстро, он явно хочет успеть выговориться, пока она может его слышать. И местра Надеждина слушает. В чём-то он помогает ей сейчас, этот безумный и несчастный человек: силой оттягивает на себя внимание. Она понимает, что происходит с ним. Эмиз слишком долго ждал, всё это время внутри него копилось напряжение, словно закручивающаяся пружина, которая теперь раскручивается все стремительней. Его психика подобна отпущенной тетиве лука. Это окончится для него плохо в любом случае. Но высока вероятность, что он всё же успеет совершить задуманное…
Он хорошо подготовился.
Её силы тают. Но Алентипална одна из золотой четвёрки, и если сейчас на секунду, на одну-единственную секунду забыть о детях, отпустить в небо яростную Чёрную Птицу, которой несравнимо легче петь смерть, чем жизнь… на одну секунду — и учащённый без того пульс террориста станет ещё чаще, и ещё, и ещё, и сердце его разорвётся.
На одну секунду забыть о детях.
И всё.
Всё окажется бессмысленно.
Поэтому Эмиз говорит, и Алентипална слушает его. Ожидание в полной тишине, под сотнями молитвенных взоров не было бы тяжелей, чем внимание безумцу, но не представить, чем тогда она заняла бы рациональную часть сознания. Невозможно петь, если думаешь только о том, что надо петь.
— Я сделал всё, что мог, — говорит он. — Я много чего мог, местра корректор! Я и не думал, что заработаю столько, сколько заплатил. Новые методики лечения появляются и появляются, вы в курсе, я уверен, и каждая дороже предыдущей. Синдром Мура! Меня трясёт от этого слова. И от вида трясёт. Меня тошнит от мыслей о статистических вероятностях и о вас. Вы одна сплошная статистическая вероятность.
Алентипална осторожно потирает опущенные веки. Её движение странным образом ввергает Эмиза в истерию.
— Я не житель колонии, чёрт бы их все побрал! У меня индикарта Древней Земли! Моя жена провела вне Земли три недели, этого оказалось достаточно, чтобы попасть в статистику. Заболеваний. Синдромом. Мура. Это должен был быть не я! Не мой сын! Какая-то тварь спела песенку, поменяла судьбу на судьбу, тварь с Седьмой Терры, слышите меня, местра триумвир?! Чей-то ублюдок на Урале родился здоровым, потому что мой сын умер в муках!