Выбрать главу

«Помощь им оказывается», — ответили из захваченного здания.

Кхин вбил кулак в ладонь.

— Мразь.

— Это была мышеловка, — сказал Ценкович. — И она сработала.

— Что ж ты раньше не сообразил? — процедил Батя.

— Глуп.

Губернатор пытался добиться требований. Пусть даже не политических; уже ясно стало, что кроме небрежных отсылок к «Независимости» ничего не услышать. Деньги? Свободный коридор до космопорта? Лайнер с экипажем, чтобы покинуть планету? Назначьте любую цену — нет, не за освобождение, только за возможность переговорить с местрой Надеждиной, удостовериться, что она жива.

«Она жива, — сказали, наконец. — Пришлите машину. Заберите тела».

Транспорт немедленно отправили — на расстояние в сотню метров, от конца к концу широкой аллеи…

И тогда из здания открыли огонь.

Сейчас в зоне прямой видимости — только сенсорные камеры. Пышные, безмятежные кроны, едва шелестящие под солоноватым дуновением с моря, отгораживают столовую «Берега». Небольшая площадь заполнена машинами — одинаковые, бело-голубые полицейские аэро вперемежку с мрачными правительственными лимузинами. Нет только скорой помощи: более квалифицированных врачей, чем здесь, в лечебнице, на планете не найти.

— Затишье, — говорит терранский офицер, поднимая взгляд от экранов. — Местер Лауреску, полковник Джай?

— Штурм приведёт к огромным жертвам, — отвечает Джай для семитерран. Двери «крыс» подняты, кондиционеры работают на полную мощность, создавая прохладу в промежутке между машинами. — Вполне вероятно, что это смертники. Сейчас, там, они неуязвимы. Но любая попытка уйти безнадёжна. Они сами в ловушке и не могут этого не понимать.

Высшие лица Урала слушают внимательно и спокойно, и отчего-то полковнику делается не по себе.

— При промедлении количество жертв окажется таким же! — в воздух бросает Лауреску, просто потому, что это нужно сказать. Информационная поддержка операции необходима; журналистов поблизости не видно, но это не значит, что нет сенсорных камер.

— Полковник, — после довольно долгой паузы спрашивает человек, официально занимающий пост министра здравоохранения Седьмой Терры; что до реального положения вещей, то его пост принадлежит к числу уникальных, которые создаются для единственного человека и исчезают вместе с ним. — Полковник, вы в курсе, кто там сейчас?

— Пациенты лечебницы, — несколько недоумённо отвечает Джай. — И…

— Я о составе террористической группы.

— Это земляне. Частью из мафии. Частью… из спецслужб.

— Последнее меня особенно интересует.

Смуглая до черноты кожа Джая чуть сереет; но в действительности он готов к этому вопросу.

— Это те же люди, которые организовали убийство мастеров нуктового питомника некоторое время назад.

— Вы знали об их присутствии на планете с самого начала.

Губернатор выглядит растерянным. Он не может решить, какую маску надевать: то ли демонстрировать союзникам преданность, ополчаясь на собственного СБ-шника, то ли демонстрировать честность, признавая всё до конца. Наконец, выбирает второе. Чтобы лгать Ценковичу, надо быть хуже чем дураком.

— Знал, — чётко, по-военному отвечает Джай. — В мои обязанности входило также способствовать им. Я подчинён земному Управлению.

— Понимаю. В данный момент также?

— Разрешите вопрос.

— Разрешаю.

— Что последует за моим ответом?

Ценкович на пару секунд разрешает полковнику отдохнуть от взгляда профессионального ксенолога, работающего «по людям».

— Сейчас не лучший момент, полковник, — говорит он. — Я понимаю. Но именно сейчас вам и местеру Лауреску придётся решить, кто вам союзник, а кто нет. Примерно опишу алгоритмы действий. Никаких внешних эффектов, никаких официальных заявлений в любом случае. Древняя Земля желает, чтобы вы тянули время до тех пор, пока не погибнут все заложники в здании. После этого его можно будет уничтожить вместе с террористами. Урал… Урал, пожалуй что, хотел бы принять на себя руководство операцией.

Губернатор пожёвывает губы, разглядывая носки ботинок, и Джай понимает, что Лауреску ждёт его реплики.

Нараян Джайалалитха смотрит в лицо уральскому триумвиру и твёрдо произносит:

— Местер Ценкович, я жду ваших указаний.

Огромный гостиничный номер пуст. Тускло, гнилушечно светится не выключенный с ночи витраж. Страшно заглядывать в зеркала: кажется, отразить они могут всё, что угодно. Растения на застеклённом балконе кажутся искусственными. Здесь, в гостиной, ещё терпимо, но подниматься на второй уровень, в спальни, страшно до невозможности.